Уроки тьмы

Ирония и юмор были присущи его натуре и в проблемных ситуациях помогали уходить от серьёзных стрессов, сохраняя оптимизм и выдержку. Он часто говорил и искренне верил в то, что юмор так же необходим, как белая трость.

В подземном переходе, ведущем к метро, стоял невообразимый гул. Поначалу Олег не мог понять, что случилось. Только выключив слуховой аппарат, он смог определить металлический грохот ударных инструментов и ревущей электрической гитары. Кто-то пытался петь, вернее, истошно орать попсовый шлягер под свист и хохот собравшейся публики. Олег уже знал, что вдоль стены стоял разный народ, кто за подаянием, кто предлагая домашнюю утварь или пучки несвежей зелени с рынка. Это было в порядке вещей с наступлением сумерек и с увеличением плотного людского потока, протискивающегося в стеклянные двери метро.

По слуху и по своему внутреннему ощущению метрополитен трансформировался в его воображении в огромную ненасытную электромясорубку. Она засасывает живой поток людей с определённой скоростью в свои подземные дебри, дробит его на порции разных ответвлений, а затем вталкивает в решето многочисленных вагонных проёмов, в которых эта масса прессуется в монолитный фарш. Смешав всё и вся под грохот движущихся механизмов, мясорубка выдавливает перемешанную массу из своего равнодушного нутра на поверхность, на огромный противень другого индустриального монстра – города.

– Папаша, нашёл время таскаться по городу с тростью! Задавят. Сидел бы дома и не мешал рабочему люду, – услышал Олег от парня, раздражённо подталкивающего его в спину через проход.

– Сынок, у каждого своя муравьиная тропа, – ответил Олег, не поворачивая головы.

И всё же чьи-то добрые руки подхватили его без слов, довели до вагона и даже посадили, вежливо попросив уступить ему место. Олег вышел из вагона на станции «Невский проспект». Теперь на Большую Морскую в Союз художников. Уже подходя к эскалатору, почувствовал, что кто-то взял его под локоть.

– Привет, Олег! Что на выставком тащишь? Это я, Борис Михеев, узнал?

– Как здорово, что ты подошёл! Сейчас узнал. Пойдём вместе? Ты в Союз?

– В Союз, а куда же, – ответил Борис. – Работы уже сдал, надо с местом определиться.

– А что, в этот раз без живописцев будет выставка? На нас не отразится? – спросил Олег.

– Да нам всё едино – все углы наши и середина. Постаментов бы хватило, – протараторил Борис и, взяв Олега под руку, уже не выпускал его до самого выставкома, не закрывая рта, рассказывая о зверском повышении арендной платы за мастерскую, о теневой стороне объявленных конкурсов, о бесполезности участия в них, о коррупции при распределении выгодных заказов, о несправедливом утверждении секцией недостойных претендентов на звание заслуженного, обо всём – от глобального до личного, кто нанёс ему моральный и материальный урон, включая оболтуса-сына, воспитанного нерадивой женой.

– Тебе-то повезло, не надо за мастерскую платить,

и сын вышел в люди, – сказал напоследок Борис, открывая двери Союза художников на Большой Морской.

– Да уж повезло, это точно! – горько усмехнулся Олег своим мыслям.

Союз гудел взволнованными голосами, витающими отдаленным праздничным эхом по анфиладе залов. Народ носился с графическими полотнами в рамах под стеклом, с мелкими скульптурами, с огромными планшетами, набитыми красочными плакатами, с театральными костюмами на вешалках, с декоративными вазами, художественными фотографиями, макетами театральных декораций, монографическими книгами, каталогами, сборниками «Петербургские искусствоведческие тетради», с разнообразными яркими художественными работами, из общего хаоса которых за короткое время выстроится гармоничная композиция современного изобразительного искусства. Престижные места по праву были заняты признанными мэтрами, ушедшими из жизни, наряду с их известными учениками и авторитетными мастерами. За остальные места велась открытая или подпольная борьба, зачастую оканчивающаяся слезами и криками за закрытыми дверями секций.

Что удивительно – за так называемые выгодные места боролась в основном посредственность, критически посматривая на работы соседей с точки зрения яркости подавляющего пятна или блёклости оттенков. Кому что надо. Скульпторы потихоньку выдвигали свои работы ближе к центру от стены, ревностно поглядывая на соседствующие объёмы и формы. Большие работы требовали соответствующего пространства и были размещены в шахматном порядке в центре основного Большого зала. Что греха таить, кое-кому выпадали места в прямой зависимости от сложившихся отношений с руководством. Молодые художники чаще всего просто радовались возможности быть представленными в Союзе в любом месте, будь то задняя сторона стойки или переход, что вовсе не умаляло их свежее творчество в глазах истинных ценителей искусства.