Уроки Великой Волхвы

…Ну не верю я, что Корней сам до такого додумался – наверняка надавили на него. Знать бы ещё, в чём и как… Нет, не дело думаешь, не это сейчас главное, это потом…И Аристарха рядом с ним сейчас нет – тот наверняка нашёл бы выход. Эх, Анюта, привыкла, что Аристарх тебя выручает, когда сама ничего не можешь сделать? Вот и отвыкай теперь – староста не вечен, дай бог ему хотя бы на ноги встать.

…Узнаю, кто Корнея заставил против внука пойти – не пожалею сил, но небо с овчинку я им устрою!»

– А как именно боярин собирается всё это сотворить, не знаешь?

Листвяна неожиданно замялась.

– Он Алексею приказал… Как Младшая стража из похода вернётся, расставить своих людей не на виду, но так, чтобы им было сподручно стрелять по отрокам…

«По Мишане? И он согласился?! Ну, Лёшка!!!»

– А почему Алексею?

– Его люди чужие здесь… чтобы кровь между Ратным и крепостью не легла. Сотник же понимает, что Михайла всё равно потом отомстит… А этих не жалко – не свои.

– А как они узнают, в кого стрелять? Вдруг не того?..

– Для того их семьи и держат, как наживку. Давеча прибегал холоп Аристарха, Гришка Бредень, шепнул, что их на подворье у старосты в какой-то овин загнали, подальше от остальных. А когда Младшая стража на дороге появится, их и выставят связанных у самых ворот, на виду у отроков. Кто дёрнется, того и…

– Ясно…

В дверь неожиданно постучали, и, не дождавшись ответа хозяйки, в горницу вошёл Алексей. При виде Листвяны скривился, хотел что-то сказать, но Анна, будто продолжая прерванный разговор, хлопнула ладонью по столу и поднялась на ноги.

– …Что не стала скрывать непорядок, хвалю. Рассудила ты правильно, но не дело холопке указывать членам рода. Боярыня Татьяна сама за всем проследить не может, так что не грех и мне вмешаться, помочь ей. Проводи-ка меня.

Листвяна отступила к двери, слегка поклонилась и пошла вперёд. Анна последовала за ней, но на пороге обернулась к Алексею, слегка пожала плечами и развела руками, дескать, «сам видишь, вся в хлопотах, ничего не поделаешь». И прикрыла за собой дверь, не сказав ему ни слова.

* * *

Так бывает. Вроде бы всё хорошо, но по капельке, по крошке, копятся мелочи, такие, что женщина их либо не замечает, либо, если заметит, пожмёт плечами – «ерунда какая». Но если их вовремя не выметать, то они год за годом собираются и однажды неожиданно обрушиваются обвалом. И то ли те крошки засыпают всё, что было хорошего, то ли, наоборот, те капли глаза промывают, но к женщине вдруг приходит понимание: «Я не хочу, не могу, боюсь стариться рядом с этим мужчиной!»

Тогда из дома уходит тепло – и не вернёшь его. В лучшем случае вместо него поселяется равнодушие. Хуже, когда раздражение. И совсем тяжко, если ненависть. И ничего уже не исправить, не вернуться назад и не изменить в прошлом. Живи с тем, что есть здесь и сейчас. Или рви всё, что связывает, и начинай жизнь сначала, сколько бы тебе не было лет.

У Анны за спиной, по счастью, не накопились многие годы, прожитые рядом с Алексеем, не было общих воспоминаний, горестей и радостей. Только надежды – на несбывшееся счастье. Правда, с ними расставаться как раз труднее всего, но тут уж приходилось выбирать: или воплощать свои собственные мечты, или надежды всего рода.

Вот только тяжесть, накопившуюся за несколько месяцев на душе, составляли не крошки, а увесистые булыжники, и хоть было их не так уж и много, но давили они изрядно. А последняя глыба так и вовсе растёрла в пыль остатки надежды: покушение на будущее, а то и жизнь своего сына Анна никому бы не простила. Хорошо хоть не успела связать себя с ним неразрывными узами – но даже если бы и успела, её бы это сейчас не остановило.

«Значит, «не лезь не в свои дела, баба»? Так, Лёшенька?