Уроки Великой Волхвы

Но, слава богу, хотя бы столпотворение закончилось, а то за эти дни крепость чуть не разнесло, как телегу о камни на крутом спуске. Вот уж чего Арина не ожидала, так это того, что строгий воинский порядок, когда ходят строем и делается все только по приказу старших или по рожку Дударика, станет ей казаться совершенно естественным и единственно правильным! Только для того, чтобы это оценить и прочувствовать, пришлось пережить настоящее нашествие.

Во-первых, бабы с детишками. Если детей много – с ними в доме счастье, но впору на стену лезть, когда в одном месте собралось около полусотни баб в тягостях – это если с холопками считать, да полторы сотни ребятишек – от совсем титешных до пятилеток – с матерями, разумеется. Аксинья, которую Арина приставила их опекать и присматривать за порядком, на что в детях души не чаяла и умела с ними управляться, а и та к вечеру едва глаза в кучку собирала от такой забавы.

Хорошо хоть ратнинские бабы прекрасно знали, что такое жизнь в воинском поселении и какие ограничения она накладывает. Как только они поняли, что на новом месте тоже придется соблюдать строгий распорядок, то и сами ему без особых споров подчинились, и остальных окоротили. Ну, и без вездесущей Верки не обошлось.

Уж когда она успела запустить в Ратном слух, что умудрилась поладить аж с самим Андрюхой Немым – грозой и ужасом тамошних баб, про то только она одна и ведала. Ну, может, еще жена Фаддея Чумы кое о чем догадывалась, ибо в благородном и возвышенном искусстве запускания сплетен ничем от Верки не отличалась. И обе они прекрасно умели оборачивать себе на пользу любые слухи.

В первый же вечер, после того как все более-менее устроились, Говоруха собрала наиболее толковых односельчанок.

– Значит, так, бабоньки! Сами понимаете, лясы нам точить некогда – забот полон рот, так что запоминайте с первого раза, что я вам щас скажу… – Верка покровительственно оглядывала слушательниц и многозначительно молчала, дожидаясь тишины и откровенно наслаждаясь общим вниманием. – Долго рассусоливать не буду, вы бабы все смысленные, что у нас в крепости делается, видели. Стены недостроены, работу пришлось прервать чуть ли не на полувздохе, так что канав изрядно успели вырыть, да и бревен вокруг полно. Споткнуться, упасть и зашибиться – раз плюнуть. Мужи, сколько могли, сегодня брёвна растащили поближе к стенам, и мостки из досок через канавы перекинули – но только туда, куда ходить можно. Ежели где нету – значит, вам и самим туда соваться незачем, а детей отпускать и вовсе опасно. Все поняли? – она еще раз обвела взглядом собравшихся.

Бабы ответили невнятным гулом, который Говоруха благосклонно приняла за согласие и продолжила свои объяснения. Если закрыть глаза и не вслушиваться слишком внимательно в ее слова, а также пренебречь таким пустяком, как высокий женский голос, можно было бы подумать, что перед бабами непонятно с чего держал речь ее рыжий тезка – настолько похожи были их интонации. Несколько раз она сбивалась с Луки Говоруна на Тита – наставник тоже был мастером говорить, и Верка с некоторых пор прилежно перенимала наиболее понравившиеся ей слова и обороты.

Впрочем, в этот раз долго разливаться она и в самом деле не стала: понимала, что измученным дорогой и неизвестностью женщинам не до нее. А чтобы ее слова запомнились, самое главное она припасла напоследок:

– Ну, про то, что мы с Андрюхой Немым помирились, вы все слышали, а его Арине я и вовсе самая близкая подруга, так что ежели кто чего сейчас не запомнил, я его попрошу – он вам все растолкует подробнее.

Сдавленное «свят-свят-свят» и «пронеси, Господи!» Верку вполне удовлетворило, а уточнять, что Андрей только сегодня утром в первый раз после ранения появился в крепости, да и то еле-еле пришел в себя после недолгого пути с посада, она благоразумно не стала.

Впечатленные наставлениями Говорухи бабы особых капризов или попыток самовольничать не допускали, благо, выделили им для житья всю бывшую девичью избу, даже из пошивочной Софья на это время свои иголки-утюги-выкройки убрала. Только деревянную бабу, которую Кузьма смастерил ей для примерки нарядов, оставила в углу да навешала на нее лоскутков – детишкам для кукол.

Еду из кухни женщины сами себе в девичью таскали – те, кому казалось диким питаться в общей трапезной; со стиркой управлялись Ульянины холопки, которым теперь не приходилось обстирывать отроков, а если еще чего кому требовалось – это у Ксении спрашивали. Там же при них и младший девичий десяток вертелся – Ксюше в помощь и на посылках у нее же. Детишкам на улице для забав и матерям для посиделок место отвели возле той же девичьей – благо, она в сторонке построена.

Тех баб, у кого срок уже большой или кто свое положение переносил тяжело, особо работой не трудили, только что за детворой следили да прибирались там, где сами и обитали. А те, кто скучал без дела, помогали в меру сил по хозяйству – кто Плаве на кухне, кто в пошивочной Верке, кто у Ульяны на подхвате. Вопросы при этом из ратнинских сыпались, как горох из прохудившегося мешка: