Уроки Великой Волхвы

Радость от встречи с братьями омрачали новости, привезенные прибывшими на ладье. Рассказывали, что в бою под Пинском полегло не менее половины отроков, а ещё не все раненые пережили дорогу домой – привезли матерям изувеченные тела сыновей…

Страшно представить, какой вой стоял в Ратном, в семьях, которые узнали о смертях своих детей. Из холопства, конечно, они их своими жизнями выкупили, но сыновей-то не воротишь. А ведь были еще и такие, кто выжил, но на всю жизнь остались калеками. Совсем же мальчишки…

Арина тихо радовалась, что после смерти отца Михаила отпала необходимость ездить на службу каждое воскресенье, да и дел в крепости столько, что некогда кататься туда-обратно: не хотела она глаза тех матерей видеть, ей своего горя от потери близких хватило… Правда, Михайла передал наказ, чтобы всех увечных отроков в крепость забирали, как только Настена позволит, мол, вернется – и им дело по силам найдет непременно, не бросит.

Арина за этими заботами с ног сбивалась, но умудрилась и про Тимку не забыть – как же, крестная! Первым делом узнала, грамотен ли отрок. Выяснилось, что и грамоте разумеет, и счет знает, и вообще многому учен такому, что и у него поучиться впору. С остальными ребятишками он сошелся быстро – и с сестренками ее, и с Любавой, и с прочими, что оставались в крепости – словно с самого начала жил тут.

Мало того, даже Красаву Арина как-то рядом с ним заметила. Издалека увидела, как они о чем-то разговаривали, и забеспокоилась – мало ли что вредная малявка удумает? Но присмотрелась и с удивлением поняла: Красава с Тимкой просто беседует! Стоит рядом и болтает запросто, как обычная девчонка ее возраста с приятелем – косу теребит, даже улыбнулась чему-то. Кузнечик, оказывается, даже с ней поладил… Вот уж диво! Неожиданная дружба – не дружба, но хотя бы приятельские отношения маленькой волхвы с найденышем и заинтересовала, и порадовала – глядишь, Красава так и оттает потихоньку. Тем более, ее бабка пока что так и не появилась.

Арина, несмотря на свою занятость, Тимке, пожалуй, и больше бы времени уделяла, но не хотела мешать Верке – та парнишку приняла вместо сына и изо всех сил старалась стать ему матерью. А тот родную и не помнил – умерла давно. Верку можно было понять: несмотря на ее всегдашнюю лихость и неунывающий нрав, она сильно переживала смерть детей, и больше всего то, что у них с Макаром нет сына. Да и сам Макар к мальчонке привязался не меньше своей жены, занимался с ним много и охотно, пока время позволяло: учеников у наставников в крепости почти не осталось – девки, купеческий десяток, да раненые, коим в себя ещё приходить и приходить.

Ко всем прочим Арининым тревогам ей еще и Андрей добавил, вольно или невольно. Хотя тут уж ничего не поделаешь – сама себе воина выбрала, а его разве удержишь?

Вообще-то, тут ей скорее следовало радоваться: с каждым днем, проведённым в крепости, Андрей словно обретал новые силы. Это только в первое время он на завалинке сидел, тем болееё что и Филимон там же частенько пристраивался.

Бывший ратник хоть и принял на себя все заботы воеводы, но для этого ему самому бегать по крепости было не обязательно, да и не по силам – на это при нем всегда находились приставленные посыльные. А там место удобное, чтобы находиться в центре событий и за всем, сколь возможно, присматривать.

Проходя мимо, Арина примечала: они о чем-то с Филимоном вроде как разговаривают. То есть, конечно, это Филимон говорил, но не просто так, а словно обсуждал с Андреем что-то. И, похоже, его понимал. Во всяком случае, Арину «толмачить» они не звали. Ну, так она давно заметила – все наставники и вообще воины его прекрасно понимают при необходимости. То есть, наверное, не все, конечно, но в том, что их дела касается, никто при общении с Андреем затруднения не испытывал.

Самому Андрею таких посиделок с Филимоном, видимо, и недоставало, поэтому вначале с трудом, опираясь на палочку, но постепенно все уверенней и уверенней он стал ежедневно обходить крепость – и посты проверял, и ногу разрабатывал. А скоро на палочку свою он уже не столько опирался, сколько в руке ее вертел, будто поигрывая. Иной раз и левой, покалеченной, ее перехватывал будто невзначай.

А в один прекрасный день Юлька, красная от возмущения и злющая, как оса, у которой гнездо разоряют – вот-вот взлетит и жалить начнет – налетела на Арину и негодующе зажужжала:

– Арина! Да что ж это такое?! Меня дядька Андрей не слушает – скажи хоть ты ему!..

– Что с ним? – встревоженная Арина поспешила за лекаркой, пытаясь на ходу выяснить у той подробности. – Да скажи, что случилось-то?

– Иди и сама глянь! – возмущенно сопя, пыхтела Юлька, увлекая Арину за собой. – За железо свое схватился! Мало ему…

И впрямь, на площадке, где отроки обычно занимались рукопашным боем, сейчас стоял Андрей с мечом в руке и медленно, но уверенно выписывал им в воздухе круги и петли. Резких движений он не делал, и чувствовалось, что пока еще ему тяжело. Очень. Рубаха вся темная от пота. Но в глазах – радость! Словно со старым другом встретился…