Уроки верховой езды

— Аннемари, — говорит он и берет меня за руку.

Я останавливаюсь. Он поворачивает меня к себе.

— В чем дело?

— А то ты сам не знаешь?

— Не знаю, — говорит он.

Я не отвечаю, только смотрю на него.

— Аннемари.

Он берет меня пальцем за подбородок и заставляет поднять голову. И вот наконец мы с ним смотрим друг другу в глаза.

— Это все из-за той ночи?

Он кажется очень озабоченным. Я отвожу взгляд.

— Да.

— Я как-то не так обошелся с тобой?

— В общем-то, да, — говорю я.

— В чем же дело?

Я глазам своим не верю. Он вправду выглядит озадаченным.

— А как по-твоему? — спрашиваю я, не понижая голоса. — Ты собирался затащить меня в постель — и только потом сознаться, что увольняешься?

Он вздыхает. Судя по выражению лица, до него начало доходить.

— Для начала давай разберемся, — говорит он, выпуская меня и складывая на груди руки. — Итак, кто кого собирался в постель затащить?

— Не продолжай, — говорю я.

Лицо у меня и так начинает гореть. Я спускаю с рук Гарриет и обхожу его.

Он вновь нагоняет меня. Мы молча идем рядом, пока не выбираемся на дорогу.

Я смотрю по сторонам, соображая, что делать. В конце концов я переправляю Гарриет через забор и сама перелезаю. Жан Клод следует моему примеру, и мы шагаем по пастбищу в отдаленный уголок.

— Я возвращаюсь в Канаду, — произносит он наконец. — В Оттаву. Мне казалось, ты поймешь…

— С чего ты взял, что пойму?

— У тебя ведь тоже есть дочь.

— А Мутти сказала, это из-за того, что тебе пришлось денники чистить.

— Ну вот еще, — выговаривает он хрипло и вновь берет меня за плечо.

Гарриет рычит откуда-то снизу, тоже мне, деловая колбаска. Жан Клод удивленно смотрит на нее, но руку все-таки разжимает.

— Ты сама отлично знаешь, что это не так, — говорит он. — Да, тут порядочный бардак, что уж говорить…

И он делает жест, охватывающий всю ферму в целом.

— Но уезжаю я не поэтому.

— Ты решил быть поближе к Манон?

Я внимательно слежу за его лицом. Оно такое выразительное, и вообще он… он… Не знаю, как описать, просто долго сердиться на него решительно невозможно.

— Моя жена… моя бывшая говорит, что не может справиться с Манон. У них там примерно как у вас с Евой. Дети…

Жан Клод пожимает плечами.

— Но я все лето наблюдал за Евой и за тобой, и…

Он закрывает рот и поводит головой, как бы раздумывая, стоит ли продолжать.

Чего доброго, он боится обидеть меня. Что ж, на правду грех обижаться. Я кругом накосячила и сама это знаю. Другое дело, я твердо намерена исправить, что можно. И конечно, я не радуюсь тому, что моя история послужила для него предостережением.

— Как бы то ни было, — говорит он, решив не расставлять всех точек над «i», — я принял предложение от Национального конноспортивного центра. Того самого, где она тренируется. Манон, думаю, вряд ли будет в восторге, но c’est la vie. Мое место — там…

— А твоя бывшая?

— Мы сохранили добрые отношения. Ей как раз пригодится союзник. Мы с ней… как это правильно сказать? Выступим единым фронтом…

Я пытаюсь улыбнуться. Потом качаю головой.

— И когда ты отбываешь?

— Я начну работать там через месяц. Я сказал Урсуле, что побуду здесь до тех пор, если она сочтет это полезным. Мы вновь набираем учеников, но…

Он снова оставляет фразу незавершенной. И я опять понимаю, что он имеет в виду. Он хочет помочь Мутти выдавить последние денежные капли из ее заведения, прежде чем она окончательно окажется на пепелище.

Я делаю шаг вперед и уже сама беру его за плечи. Под моими ладонями — крепкие мышцы, твердые, как мячи для бейсбола. Гарриет скулит у нас под ногами, не в силах сообразить, что к чему.

— Удачи тебе, — говорю я. — Во всем. Правда. В особенности с Манон.

Улыбка зарождается в его глазах и трогает губы. Он наклоняется и целует меня — сперва в левую щеку, потом в правую.

Мы идем дальше, пока не обходим весь периметр фермы. Потом Жан Клод пожимает на прощание мой локоть и скрывается в конюшне. А я ухожу по дорожке. Меня ждет пустая и грустная комната в пустом, безрадостном доме.

* * *

Телефон звонит, как раз когда я иду через кухню. Я бросаюсь к аппарату, надеясь, что это Дэн.

— Аннемари? — спрашивает женский голос.

— Да?

— Это Норма Блэкли. У меня для вас хорошие новости.

— В самом деле?

Давненько я не получала добрых вестей…

— Я только что говорила по телефону с детективом Самосой. Они выдвигают официальное обвинение против Маккалоу и четверых его служащих. Судя по всему, те двое, которых задержали у вас, под угрозой пятнадцати лет за решеткой запели, как канарейки…

— В чем же состоит обвинение?

— О, оно весьма длинное. Мошенничество в особо крупных размерах, обман доверия в особо крупных размерах, преступный сговор с целью кражи третьей степени, два случая особой жестокости в отношении животных…

— Два?

— Гарра от них вырвался и сбежал, и тогда они другую лошадь убили. И сожгли до такой степени, что ветврач даже тело не опознал.

— Господи, — содрогаюсь я.

— Суть в том, что на фоне таких злодеяний вы для них — слишком мелкая рыбка.

— Так они меня не?..