Спустя час, как только в гостинице выключили электрогенератор и на Бандиагару опустилась тяжелая африканская ночь, я был полностью готов к действиям и видел свой план кристально и четко, как никогда раньше. Когда обдумаешь каждую деталь предстоящего рискованного шага, нервное напряжение улетучивается, сменяясь спокойной решимостью. Мне не нужно было много вещей: все, что могло мне пригодиться для решающего рывка, уместилось в моем походном рюкзаке, и вот уже прошло десять минут, как я сидел, обхватив его коленями и нацепив на голову свою походную пробковую шляпу. А потом рывком поднялся со стула...
Амани сразу же открыла мне дверь своего бунгало. Она не спала, а лежала на кровати с книжкой, читая при свете фонарика. На ней была только длинная футболка с растянутым воротом, и все. Я вошел в бунгало и тихо прикрыл за собой дверь, приложив палец к губам:
– Добрый вечер, Амани. Можно мне присесть?
Она села на кровати рядом со мной, положив на колени раскрытую книгу и глядя на меня сонным, но очень внимательным взглядом сквозь очки. Еще вчера я восхищался про себя ее длинными ресницами и глазами цвета черного дерева. Сейчас этот взгляд показался мне зловещим.
– Оливье знал правду, – тихо сказал я, глядя ей прямо в глаза.
Она не опустила взгляда.
– Малик предатель. Она вскочила:
– Что вы? Нет! Не может быть! – В ее голосе, как мне показалось, звучало отчаяние.
– Может, может. Именно это Оливье написал мне прежде, чем руки перестали его слушаться. Написал на русском языке, которого Малик не знает.
– Зачем же Малик отдал вам эту бумажку, если он предатель?
– Как же он мог не отдать, ведь Оливье остался жив, он выздоровеет. Нет, Малик знает, что игра идет к концу, что остались считаные дни до разгадки, и решил рискнуть.
– Но...
– Послушайте меня внимательно, Амани. Нам нельзя терять ни минуты. За нами идет постоянная слежка, и я не знаю, кто из нас будет следующей жертвой. У кого отнимется язык, пропадет сознание, кого укусит какая-нибудь неведомая ядовитая ящерица именно в тот момент, когда цель находится на расстоянии вытянутой руки... Я разработал план, и действовать мы будем по этому плану.
Она смотрела на меня так, будто пыталась проникнуть в самую суть моих мыслей и понять, правду я говорю или играю с ней.
– Я слушаю, – наконец сказала она.
– Сейчас я уезжаю отсюда, в эту самую минуту. Я отправляюсь обратно в Тимбукту, к нашему другу Ибн-Мухаммеду. Он поведет меня к наследнику теллемов. А потом я вернусь. Завтра утром вы скажете Малику, что я должен срочно был лететь в Париж, чтобы привезти сюда нашего с вами коллегу, исследователя Африки, на помощь и на замену временно выпавшего Оливье. Убедите его в том, что ни вам, ни ему нельзя никуда отлучаться из Бандиагары. Вы должны удержать его здесь любыми средствами вплоть до моего следу ющего звонка. Я забираю спутниковый телефон, но звонить мне вы будете только тогда, когда находитесь одна и убеждены, что за вами не следят. Вам все понятно?
Ее взгляд был испуганным и в то же время укоризненным. Я, быть может, говорил слишком резко. Поэтому решил чуть сбавить тон:
– Поймите, Амани, я не могу больше рисковать вашей жизнью. Слишком много непонятных случайностей, двое из нас уже на больничных койках, на грани гибели. Возить с собой Малика, предатель он или нет, мы больше не можем, оставить его одного было бы самоубийством. Это означает, что каждую минуту можно ожидать удара в спину. Если вы оба будете ждать меня здесь, это единственный способ для нас наконец добраться до истины. Я вернусь к вам... – закончил я каким-то искусственным, деревянным голосом.
Она сидела рядом, совсем рядом, и потерянно смотрела на меня. Несмотря на тот вчерашний поцелуй в Тимбукту, до этого момента мы никогда не были так близки. В ее взгляде были смятение и страх – и странный призыв, причем такой искренний...
Она взяла мою руку в свои ладони, поднесла к губам и быстрыми поцелуями покрыла кончики пальцев. Я опустил глаза, но это не могло помочь, мой взгляд упал на ее босые ноги, едва прикрытые длинной футболкой. Поэтому, когда она опустила мою руку себе на колени и я почувствовал, как они чуть дрогнули от моего прикосновения, один догонский бог Амма знает, чего стоило мне в ту минуту сдержаться и не послать к чертям всю эту кошмарную историю с контрразведкой теллемов. И она, конечно, почувствовала это, потому что робко и безмолвно подвинулась в мою сторону. Наши тела соприкоснулись...
Нет! Никому не удастся перехитрить меня. Жребий был уже брошен. Я коротко пожал ее руку и поднялся с кровати, и никогда еще мне не было так тяжело это сделать.
– Мы созвонимся, – отрывисто бросил я и вышел из бунгало в темноту.
Только там, когда волна холодного ночного ветра обдала мне лицо, я почувствовал, как оно пылает...