Уругуру

Во-вторых, лучшие резчики деревни сегодня сядут за многочасовую работу по изготовлению новой маски, в которую переселится безутешная душа вождя Нукуру. Двадцать четыре часа они будут находиться в пещере за пределами деревни и вырезать маску из особого дерева, бормоча молитвы. А завтра с утра на главной площади состоится танец масок, кульминация церемонии в честь вождя, и работу танцоров тоже будем оплачивать мы.

– В конце концов, это не так уж плохо, – заявил Оливье, когда мы остались впятером в нашем домике и подсчитали предстоящие расходы. – Мы здорово выкрутились, друзья. Нас могли запросто умертвить, принести в жертву или заставить танцевать голыми в масках... А так, думаю, будет даже к лучшему. Мы увидим танец масок, и не бутафорский, какой они показывают туристам за сотню евро, а самый настоящий.

– Все это какой-то спектакль. За такие деньги я сам исполнил бы танец масок, самый настоящий, – буркнул Жан-Мари. – Меня больше беспокоит другое...

– Что? – спросил я.

– Что? – удивленно переспросил Брезе. – Кто убил вождя – вот что! Вчера на сходке он выглядел вполне себе бодрым старичком. Ты же с ним говорил. Вечером человек попивал себе пивко и рассуждал о жизни, а ночью он прощается со своей душой. Это пахнет уголовщиной! Малик, а что думает официальная власть республики по этому поводу?

– Профессор, – вяло откликнулся Малик. – Я же говорил вам, власти здесь бессильны... Вы можете верить в их магию, можете не верить, но здесь происходят непостижимые вещи. Я уже рассказывал вам: один из жрецов в деревне Тепере на моих глазах превратился в гиену! Он сказал, что может это сделать, я не поверил, и через несколько секунд передо мной сидела гиена, настоящая гиена.

– И что эта гиена делала? – спросил я, пытаясь подавить в своем голосе типичный московский сарказм.

– Сидела и смотрела мне в глаза несколько минут, а потом снова стала человеком, – ответил Малик.

– Малик, а вы что-то ели с ним перед этим, пили, жевали, нюхали? – подозрительно поинтересовался Брезе.

– Нет, уверяю вас! Здесь не было никакого одурманивания... Они знают будущее и понимают языки зверей и птиц. Они могут летать! Могут убить человека так, что никто и никогда не догадается о его насильственной смерти. Простите меня, Жан-Мари, но уголовный кодекс здесь не очень-то действует...

– Это я уже заметил, – сообщил Брезе. – Ну да ладно, устроим мы им этот танец масок. Потом проведем ночь, а наутро уйдем дальше по маршруту, думаю, здесь нам ловить будет уже нечего.

Я промолчал, пристально поглядев на Жана-Мари. Мне-то было ясно – в эту последнюю ночь ему как раз будет что ловить...

Во время приготовлений мы не выходили из дома, чувствуя себя на осадном положении. Быстро стемнело. Мы в который раз поужинали рисом с мясным соусом, избегать которого после этой экспедиции я поклялся до конца жизни, и отправились спать. Мне показалось, что той ночью нас стерегли несколько человек: во всяком случае, до утра во дворе дома не стихали шум шагов и тихие разговоры местных. Нас заперли в доме на какой-то засов, и хотя птица Балако снова тревожила наш слух, а Жан-Мари вздыхал и ворочался, никакого проявления инициативы с его стороны я, к счастью, не заметил.

Тот день в Номбори запомнится мне надолго – это был последний более или менее спокойный день нашего пребывания в Стране догонов. Ночью все мы не выспались, так как по понятным причинам опасались за жизнь друг друга, но наутро мы чувствовали себя бодро, и мрачное предсказание Жана-Мари о том, что рис с соусом был последней трапезой в нашей жизни, к счастью, не сбылось.

Все утро из соседних деревень несли туши свиней, бочки с дурно пахнущим пивом, над которым роем носились мухи, и калебасы с овощами. Все это тушилось, жарилось и кипятилось на бесчисленных кострах, запылавших в каждом дворе. Все это, вместе взятое, напоминало пожар Москвы 1812 года. Деловитые жители, в отличие от вчерашней истерики, которая прекратилась только глубокой ночью, больше не кричали и даже не особенно разговаривали друг с другом – все были заняты делом. Даже, как всегда, торопливые приветственные возгласы «Сео! – На сео!» почти не доносились с улицы.

К нам в дом постоянно забегал Малик с очередными вестями от жрецов, которые руководили процессом. К обеду резчики закончили изготовление маски умершего вождя, а в четыре часа дня, когда удлинились тени и солнце перестало палить так нещадно, нас провели под конвоем на главную площадь, чтобы увидеть танец масок.