Выйти она решилась лишь вечером. Нужно же было убрать стекло. Да и перекусить чего-нибудь. Совок и веник она видела внизу в ванной. В комнате горел свет, но было не заперто. Поэтому Мила, зная привычку хозяев оставлять лампы включенными практически везде, не задумываясь, стремительно вошла. И почти налетела на Виктора.
– Господи, – от неожиданности воскликнула она. – Что вы здесь делаете?!
– Вообще-то купался.
Мила застыла, не в силах отвести глаз. Перед ней стоял полностью обнаженный мужчина, едва успевший прикрыть полотенцем пах. Довольно худой, жилистый, но было видно, как под кожей перекатываются его мышцы. Влажная поросль на груди, розовый рубец на ребре слева, плоский живот, тонкая полоска волос, ведущая книзу от пупка. Угольно-черные волосы были зализаны назад, а смуглая кожа его блестела от капелек воды.
Журналистка оказалась в западне – между душевой кабинкой, стиральной машиной и Виктором. Единственный путь к отступлению – попятиться назад. Но сделав резкое движение, она зацепилась халатом за угол столешницы раковины и перевернула стоявшую на ней емкость с водой, которая вылилась прямо на нее. Отшатнувшись, Мила едва не упала, но ее задержала сильная рука.
–Ты так неуклюжа, – произнес Юрьянс-младший.
Как трогательно растеряна она была! Какой-то тонкий эротизм этого момента вызвал у Виктора всепоглощающее желание дотронуться до нее. Осознав, что держит ее за талию, притянул рывком, стал целовать. Его внезапный поцелуй был теплым и мягким, но заставил ее дыхание сбиться на несколько секунд. Она уже ни о чем не думала, когда вдруг задыхаясь, стала отвечать. Его поцелуи стали неистовыми, жадными, когда он, оторвавшись от губ, стал покрывать ими ее шею, склонился к груди, которую скрывал халат и черный кружевной бюстгальтер. Удерживая девушку одной рукой за талию, другой потянул ткань. От прикосновения его жесткого подбородка нежная кожа покраснела. По донесшемуся до него судорожному вздоху, больше похожему на сдерживаемый стон, и по тому, как по ее телу прошла крупная дрожь, мужчина сделал вывод, что она не против. Как же наэлектризована она была, что завелась так быстро! Совершенно не соображая, что делает, он подхватил ее и посадил на крышку стиральной машины. Руки уже боролись с поясом халата, жадно искали ее тело, губы же вновь впивались в нежную кожу возле уха, в шею, в ямку под горлом. Но ощутив его пальцы на своих бедрах, Мила вдруг стала с силой вырываться.
– Не надо! – выдохнула едва слышно.
Резко уперлась в плечи Виктора руками и соскочила на пол. Словно только что и не сидела обессиленная в его объятиях, стала быстро приводить в порядок одежду. Ее щеки были пунцовыми, а глаза сверкали. Как же опозорилась! Девушка уже было занесла руку, чтобы ударить его, но остановилась. Полотенце, которым он прикрывался вначале, лежало теперь у его ног. Мила осознала, что глядит прямо на его – как там любят писать в женских романах – средоточие мужской силы… Услышала, как Виктор шумно, с дрожью дышит, увидела этот жадный блеск его карих глаз. И сама–растрепанная, шальная, горячая, – быстро ушла, словно сбегая.
После такого Мила неимоверно боялась увидеть Виктора, хотя и понимала, что это в любом случае произойдет. Утром на кухне его не оказалось, а когда он чуть позже появился – ее волнение уже заметно улеглось, поскольку девушка была увлечена рассказом об усадьбе, в которой ей довелось побывать.
– И как там? – спросил Кристап.
– О, там просто фантастика! На каменной кладке стен сохранились следы копоти, дыма, дореволюционной побелки. Есть камин!
– А почему она так называется – усадьба Розель? – говоря, Кристап намазывал масло на ломтик батона.
– Не знаю, – ответила Мила. – Может быть, у названия тоже есть какая-то история?
– Слово, похоже, французское, – рассуждал молодой человек. – Надо глянуть значение.
Остальные в разговоре участия не принимали. Маша молча ела, опустив лицо к тарелке. Элина сидела на диване и гладила расположившегося у нее на коленях котенка, отчего-то бросая тревожные взгляды на мужа. Как бы ни заподозрила ничего – мелькнула у Милы мысль. Но, с другой стороны, той и самой есть что скрывать. Видимо, поэтому и переживает. Виктор же, едва вошел – достал сигареты и закурил, отвернувшись к окну. Погруженный в собственные мысли, он все время молчал. Но, кажется, никто кроме Милы, этого не заметил. Рассказ журналистки о поездке в усадьбу должен был бы заинтересовать Айварса Эженовича. Однако тот без конца говорил по телефону и, как следствие, почти не слушал. Интересно, как прошла встреча отца с дочерью? Судя по следующей сцене – не очень радостно.
– Машутка, ты почему так плохо ешь? – спросила у девушки Элина, пододвигая к ней тарелку с ветчиной и сыром.
– Фу, не называй меня так! Это слово похоже на «мошонку», – неожиданно вспылила Маша, и дернулась, словно ужаленная.
– Что ты несешь! – Юрьянс отвлекся от телефонного разговора и сурово взглянул на дочь. – Пошла вон из-за стола!