Я чуть отступил и глянул на зашевелившиеся кусты, из коих выбрался плешивый и сухой, как жердь старик. Как только его, обутая в добротный лапоть нога ступила на дорогу, женщина прижалась к моей спине дрожащим телом и зашептала торопливо.
- Не отдавай меня им. Не хочу в лапы к сатане. Не хочу. Не отдавай.
А старик, между тем, подошел ко мне, проворно вырвал из рук палку и молвил глухо, глядя мне прямо в глаза.
- Отойди. У нас здесь дело семейное...
- Не отдавай, - еще крепче прижалась ко мне беглянка. - Не отдавай...
Я покачал головой, не сомневайся, дескать, и... и краем глаза заметил какое-то шевеление слева, но даже насторожиться, как следует, у меня не получилось. Резкая боль в голове, потом яркая вспышка, моментально обратившаяся в непроглядную тьму.
Я очнулся от того, что кто-то несильно пнул меня по ноге. Надо мной стоял человек в черной шапке и куртке, здорово напоминавшей одеяние гусара, но без всяких украшений с излишествами.
- Кто такой? - брезгливо еще раз тронул меня ногой незнакомец, заметив, что я очнулся.
- Учитель я, к господину Баташеву иду наниматься, - еле слышно прохрипел я. Отозваться громче мне не позволила страшная головная боль.
Я осторожно потрогал больное место и сразу же увидел на пальцах кровь, от вида которой к горлу подкатил противно-упругий комок, а в глазах заплясали разноцветные круги.
- Семка, Гриня! - крикнул незнакомец, чуть повернув голову. - Возьмите его! Возвращаемся!
Сильные руки подхватили меня с земли так крепко, что я опять впал в небытие.
На этот раз сознание мне вернула резкая боль. Я вздрогнул всем телом и увидел над собой высокий белый потолок да седовласого человека в ливрее расшитой странными и непонятными узорами.
- Потерпи немножко, - ласково приговаривал обладатель диковинной ливреи, промывая каким-то едким раствором рану на моей голове. - Сейчас пощиплет, а потом всё заживет. Чуть-чуть потерпи...
Седовласый осторожно протёр рану тряпицей и как раз в это время к нам подбежал молодой человек с модной прической и что-то шепнул моему доброму лекарю на ухо.
- Давай, давай, - тут же засуетился седовласый и руки его, утратив всякую осторожность, стал торопливо завязывать мою голову белой тряпицей, - вставай живее. Барин тебя зовет. Живее, живее...
Барин Андрей Родионович сидел за широким столом и смотрел на меня, чуть нахмурив густые брови. На вид барину было лет пятьдесят, а может и чуть больше. Волосы у него густые, с проседью, лоб высокий, лицо гладкое с неровным румянцем, а глаза маленькие серые пронзительные.
- Значит, ты учитель? - буквально буравил меня своим колким взором местный властелин.
- Да, - смиренно ответил я, потупив взор.
- А не врешь? Молод ты, больно...
- У меня письмо было от профессора Геймова, но лесные разбойники украли его...
- Верно, - кивнул головой Андрей Родионович, глянув мельком на стоящего за моей спиной того самого седовласого лакея. - Просил я библиотекаря Гейма, будучи в Москве, подыскать мне учителя для сыновей. Ну и чего ты знаешь?
- Я учился в греко-латинской академии. Знаю из Вергилия, Сенеки, Цицерона и из прочих римских мудрецов... Много виршей разных... Арифметику Магницкого, а еще...
Рассказывая строгому барину о своих познаниях, я немного кривил душой, но мне очень надо было получить это место. Я имел честь учиться в Московской Греко- Латинской академии, однако из-за некоторых жизненных обстоятельств мне пришлось уйти оттуда, не завершив школы риторики. Так что всего курса обучения академического мне пройти не довелось. Только этот факт, вкупе с причинами моего ухода из академии, мне никак не хотелось упоминать. Я мысленно молил Господа, чтобы Андрей Родионович не стал меня расспрашивать об учебе и Господь услышал молитвы. Баташев еще раз внимательно осмотрел меня с ног до головы и крикнул, стоящему в дверях лакею.
- Фрол, отведи учителя в хоромы его. Пусть денек отдохнет...
Потом Андрей Родионович соизволил еще поговорить и со мной.
- Завтра отдыхай. В порядок себя приведи. У меня праздник тут будет, не до тебя, а уж послезавтра милости прошу... Я твой первый урок посмотрю сам, там и видно будет, что с тобой дальше делать.
Хоромы оказались до того тесными, что протиснуться между столом и лежанкой получалось лишь боком. Я протиснулся и лег. Очень болела голова, а ещё в придачу к противной боли явился холодный пот, частое сердцебиение и дрожь в коленках. Но я постарался справиться со всеми напастями и скоро уснул.