Усадьба (СИ)

Казалось, что зверь подо мною взбесился. Он дергался из стороны в сторону, пытаясь сбросить меня, но я как клещ вцепился в его шкуру и держался, хотя силы мои истощались с каждым мгновением. Зверь ревел, что-то трещало, падало, кругом в ужасе кричали люди. Кричал и я, но голос мой терялся в этом страшном шуме. После очередной встряски левую мою руку свело от напряжения, и она непроизвольно разжалась, тут же сдалась немыслимому напряжению и правая моя рука. Я грохнулся наземь.

Упал я так больно, что всё тело моё захрустело, словно валежник под тяжелой ногой, и я решил в последний раз глянуть на мир, который никак не хотелось покинуть. Синее прозрачное небо, чуть подкрашенной алой краской заходящего солнца, смотрело на меня с тревожной грустью, словно предупреждая, мол, немного тебе осталось. Я наслаждался великолепием небес и в то же время страшился, что вот-вот разорвут те небеса две лапы с огромными черными когтями, но вместо злодейских лап застило мне небеса добродушное русобородое лицо.

- Ну, ты как, парень, - интересовался мужик, осторожно приподнимая меня за плечи. - Не совсем убился?

- Не совсем, - облегченно вздохнул я и попробовал сесть.

- Повезло тебе, что медведь старый.

Сесть получилось. Получилось пошевелить и руками, и ногами, и даже шея моя была, вроде как, в порядке. Меня напоили ядрёным квасом, потом чем-то покрепче и отвели всё в ту же тесную каморку. И мне уже стало казаться, что теперь вся моя оставшаяся жизнь в этой каморке и пройдет. Да и жить-то к чему, когда всё так наперекосяк получается. Я знал, что здесь мне будет непросто, но чтоб вот так!

- Завтра точно получу коленом от господина Баташева, - беспрестанно возились в моей голове противные мысли. - Приеду в Москву, а там спросят меня: что ты, мил человек, не постарался, не исполнил всего, как тебе приказывали? Кто тебе позволял язык твой поганый распускать? Тебя для чего к Баташеву послали?

В окно стукнули, когда уже стемнело. Я осторожно поднялся, посмотрел в окно и увидел там служанку, которая жестами просила меня выйти на улицу. Пришлось идти.

Стоило мне выйти за порог, как служанка схватила меня за рукав и увлекла в темную аллею. Там меня ждала Она. Освещенная струившимся с неба бледно-серебряным светом луны, Она была бесподобна. Дыхание моё перехватило от восторга и я, осторожно вдыхая ночную свежесть, смешанную с ароматом кёльнской воды, застыл от восхищения. Как же она была хороша! Я сейчас же отдал бы всю мою оставшуюся никчёмную жизнь только за одно прикосновение к этому бесподобному созданию.

- Спаси меня, - вдруг, прошептала красавица и прижалась ко мне своим трепещущим телом. - Спаси!

- Конечно, конечно, - зашептал я, чуя, как крупной дрожью зашлось моё тело. - Кто? Где?

Я очень явственно вспомнил, как просила меня совсем недавно спасти незнакомка на лесной поляне, а я... Теперь такого не будет!

- Он преследует меня каждую ночь. Он всех здесь в страхе держит... Он одержим дьяволом...

- Кто? - прохрипел я, чуя, как злость закипает в моей душе. - Баташев?

- Нет, - прошептала красавица. - Мой муж сам боится его, как огня...

- Так кто же это?!

- Это племянник мужа - капитан -поручик Стельшин. Ты видел его сегодня за завтраком. Это исчадье ада!

И тут красавица прижалась ко мне телом трепещущим да жарко прошептала, показывая рукой куда-то во тьму.

- Вон он. Он меня ищет.

И я увидел в бледном свете силуэт человека. Потом в моей руке как-то оказался разбойный нож, и я пошёл. Всё было, как во сне. С крадущимся злодеем нас разделяло не более дюжины саженей. Я должен был осторожно подобраться к нему со спины и воткнуть нож в поганое сердце, но сухая ветка мигом нарушила все планы. Словно выстрел в горах, раздался треск сломавшейся палки. Человек обернулся, и я узнал его: это был, действительно, капитан- поручик. Я приготовился к схватке, поднял руку с ножом, готовый к прыжку напружинился, но тут случилось удивительное дело: капитан-поручик от меня побежал. Я за ним! Догнал я его на плотине. Всего полшага осталось. Замахиваюсь, предчувствуя, как кинжал сейчас со злым хрустом рассечет ненавистную мне плоть. Бью! Но не врезается нож в плоть, а гнется и скользит, как по каменной стене. Противник ловко подсекает мои ноги, и мы катимся куда-то во тьму с откоса плотины.

Капитан-поручик оказался несказанно силён, и скоро он прижал мою шею к земле предплечьем своей железной руки. Я извивался и хрипел, стараясь освободиться от этого жесткого захвата. Силы были на исходе.

- Я от Эртеля, - вдруг, прошептал мне на ухо удачливый противник и чуть-чуть ослабил захват.

Услышав фамилию своего самого главного начальника, я перестал сопротивляться и только таращил глаза на капитана-поручика. Я ожидал всего, но только не такого поворота событий. Наш новый московский обер-полицмейстер Федор Федорович Эртель лично давал мне указания, перед тем, как я отправился в эту таинственную усадьбу Баташева.