Усама

На Эджвер-роуд он увидел кофейню, зашел туда и сел у окна. За столиками сидели выходцы с Ближнего Востока, пили, разговаривали друг с другом. Двое курили один кальян на двоих. Подошел хозяин, спросил:

– Чем могу служить?

– Кофе, – ответил Джо.

Хозяин был дородный мужчина, весь в усах и с глазами, похожими на темно-зеленые оливки. Он принес кофе в турке с длинной ручкой и фарфоровую чашечку, потом вернулся со стаканом воды и блюдечком, на котором лежали два кусочка пахлавы, тоненькие слои теста, исходившие сиропом.

– Дела идут? – спросил Джо. Хозяин пожал плечами:

– Инш’алла[23]. Грех жаловаться.

Кофе был горек, и Джо откусил кусочек пахлавы и снова отпил: выпечка сластила черный как смоль кофе. «Война, – подумал Джо. И потом: – Была ли массовая бойня преступлением или это акт политики? И кто решает?»

В книжках Лонгшотта смысла, должно быть, больше, думал он. Бегло время от времени он читал их, вот только было, должно было быть что-то, чего он не улавливал. В первый раз книжки поразили его своей непонятной нереальностью. Он подумал обо всех описанных терактах. Если сложить всех раненых и убитых, прикинул, то все равно не сравнить с числом погибших всего за один месяц в автокатастрофах в одном мегаполисе. Это война во имя страха, думал он, не ради количества земных потерь. Это война-повествование, история о войне, которая разрастается в пересказах. Почему-то ему представилась горка бобов – странное какое-то представление на ум пришло. Жизни горкой бобов. Джо засмеялся. Кальян за соседним столиком испускал густые клубы дыма, отдающего вишней. А потом пришла мысль: если это война, то сколько же погибших на другой стороне?

Мамаша-кукушка

– Еще кофе? – спросил хозяин. Джо, покачав головой, встал. Расплатился и вышел из кофейни. Какое-то время стоял на слабом солнечном свете Эджвер-роуд, думал. Квитанция из конторы Мо лежала у него в кармане. Было уже слишком поздно, чтобы разбираться в чем-то имеющемся у него еще. Или слишком рано. Что делают люди в Лондоне? Вот интересно. А потом мысль… ну, конечно же.

Джо сел на автобус, шедший обратно в город. Он сидел наверху на переднем сиденье перед большими окнами и рассматривал неспешно проплывавшие мимо городские улицы. Были они серыми и цельными, как бухгалтер. Было в Лондоне что-то уютное, в его небольших четких округах, в его узких улочках, в забитых дорогах. Джо следил, как другая красная двухэтажка проезжала в обратную сторону, похожая на азиатского слона, подгоняемого погонщиком. Перед ним черными жуками ползли два такси. Джо почти ждал, что они вот-вот раскроют крылья и, жужжа, взлетят в небо. В душе он чувствовал утрату. Не такого будущего он ожидал. Не было ни летающих машин, ни серебристых одежд, а единственными пришельцами, шагающими там, снаружи, по улицам, были существа человеческие. Были среди них арабы и индийцы, китайцы и малайцы, евреи и африканцы – целая планета беженцев, ищущих убежища на этом корабле-базе, каким был Лондон. Отсюда начинались войны, покорение колоний. Отсюда, из этого громадного, со множеством щупальцев, административного центра, управлялась империя в трех оригинальных экземплярах. Нечего удивляться, что мы пришли сюда, подумал Джо. Этот город был мамашей-кукушкой, забиравшей детей, чуждых ему, силой удерживая их, взращивая их в какой-то странной смеси проповеднической деятельности, трудовой эксплуатации и благих намерений. Когда пришло время и дети захотели себе независимости, мамаша была уязвлена, а они стали сражаться. И вот теперь некоторые из захваченных детей, которые вовсе не были детьми, вернулись, поскольку уходить им было больше некуда.

Джо вышел на Оксфорд-стрит, прошелся по заполненной толпами народа широкой улице мимо больших ярких магазинов, где торговали доставленным грузом. Город был голодным, ненасытным существом, он требовал себе чай и лекарства, продукты и одежду и всякую всячину, что прибывала невесть откуда. То был город грузов, его гигантские пакгаузы под завязку были набиты продукцией из сотен различных мест. Джо знал, куда идти, и путь его был короток: по Оксфорд-стрит, через Сент-Жиль-Серкус, где трупы больше не вздыхали под бризом, по Нью-Оксфорд-стрит и в Блумсбери.

Он повернул направо на Грэйт-Рассел-стрит. Она была тихой… нет. Она была умиротворенной. Умиротворение – ощущение, почти забытое им. Здесь тоже были книжные магазины, и они специализировались на том, что британцы привыкли называть Дальним Востоком и Ближним Востоком: в витринах выставлены старинные книги с картинами пирамид и Запретного города на обложках, некогда громадные владения Британской империи ныне обратились в мемуары солдат и управителей. Были в витринах и старинные (взятые как трофеи) монеты, стояли бюсты давно почивших императоров, витал запах высохшей кожи и пыли, а под ногами гулом отдавали решетки канализационного коллектора, когда Джо шагал по ним.

«Что тебе делать в Лондоне?» – подумал Джо. Ответ нашелся легко и прозвучал в его сознании голосом Мо: «Сходи-ка в музей».