Ущелье дьявола. Тысяча и один призрак

— Кто будет нашими свидетелями? — спросил полицейский комиссар у мэра.

— Прежде всего эти два господина, — указал Ледрю на стоявших возле полицейского комиссара двух приятелей.

— Хорошо.

Мэр повернулся ко мне:

— Затем вот этот господин, если он не возражает, что его имя будет фигурировать в протоколе.

— Нисколько, сударь, — отвечал я.

— Итак, пожалуйте сюда, — сказал полицейский комиссар.

Я чувствовал отвращение, подходя к трупу. С того места, где я находился, некоторые подробности казались менее отвратительными, они как бы скрывались в полумраке, и над ужасом витал покров чего-то романтического.

— Это необходимо? — спросил я.

— Что?

— Чтобы я сошел вниз?

— Нет. Останьтесь там, если вам это удобнее.

Я кивнул, как бы говоря: я желаю остаться там, где нахожусь.

Полицейский комиссар повернулся к двум приятелям Ледрю, которые стояли около него.

— Ваше имя, отчество, возраст, звание, занятие и местожительство? — спросил он скороговоркою человека, привыкшего задавать подобные вопросы.

— Жак Людовик Аллиет, — ответил тот, к кому он обратился, — журналист, живу на улице Ансиен-Комеди, 20.

— Вы забыли указать ваш возраст, — напомнил полицейский комиссар.

— Надо сказать, сколько мне лет в действительности или сколько дают на вид?

— Укажите ваш возраст, черт возьми! Нельзя же иметь два возраста!

— Да ведь, господин комиссар, существовали Калиостро, граф Сен-Жермен, Вечный Жид, например…

— Вы хотите сказать, что вы Калиостро, граф Сен-Жермен или Вечный Жид? — сказал, нахмурившись, комиссар, полагая, что над ним смеются.

— Нет, но…

— Семьдесят пять лет, — уточнил Ледрю, — пишите: семьдесят пять лет, господин Кузен.

— Хорошо, — кивнул полицейский комиссар и записал.

— А вы, сударь? — обратился он ко второму приятелю Ледрю и повторил все те вопросы, которые предлагал первому господину.

— Пьер Жозеф Мулль, шестидесяти одного года, духовное лицо при церкви Сен-Сюльпис, место жительства — улица Сервандони, одиннадцать, — ответил мягким голосом тот, кого он спрашивал.

— А вы, сударь? — спросил он, обращаясь ко мне.

— Александр Дюма, драматический писатель, двадцати семи лет, живу в Париже, на Университетской улице, двадцать один, — ответил я.

Ледрю повернулся в мою сторону и приветливо кивнул мне; я ответил тем же.

— Хорошо, — сказал полицейский комиссар. — Так вот, выслушайте, милостивые государи, и сделайте ваши замечания, если таковые имеются. — И носовым монотонным голосом, свойственным чиновникам, он прочел: