Очень осторожно, ведь это важно, она переворачивает Лору на спину, тело тяжелое, неподатливое, грузное. «Мертвый груз». Ренни оттаскивает ее в сухой угол, садится и кладет плечами к себе на колени. Убирает слипшиеся волосы с ее лица, которое не похоже на лицо, это сплошная рана, кровь сочится из ссадин, одна из них на лбу, другая тянется через щеку, рот похож на плод, раздавленный колесами, это просто мякоть, Ренни тошнит; она больше не понимает, кто перед ней, кто-то совсем чужой, она бессильна, это лицо незнакомого человека, у которого нет имени, слово «Лора» повисло в воздухе, оно больше ни к кому не относится, существует отдельно от этого полутрупа, от этой груды плоти, ей нечем отереть это лицо, всё, что есть в камере, слишком грязное, заразное, кроме ее, Ренни, рук, она могла бы облизать его, вылизать начисто, это было бы лучше всего – как животное, ведь именно так поступают, порезав палец, сунь в рот, убей микробов, если нет воды, говорила ей бабушка, но она не может, это же лицо Лоры, в конце концов, не существует никаких безликих незнакомцев, каждое лицо – чье-то, и у него есть имя.
Она держит левую руку Лоры в ладонях, та неподвижна, абсолютно неподвижна, и всё же Ренни знает, что надо держать ее за руку, сжимая изо всех сил, что в пространстве есть невидимый тоннель, и Лора сейчас по ту сторону, и она должна вытянуть ее обратно, она даже скрипит зубами от напряжения, она слышит собственный стон, наверное, это и есть ее голос, у нее есть дар, и это самое трудное, что ей приходилось делать в жизни.
Она держит Лору за руку крепко-крепко, застыв в полной неподвижности. Она уверена, если она постарается как следует, что-то зашевелится и проснется к жизни, что-то родится.
– Лора, – зовет она.
Имя опускается вниз и проникает в тело, что-то щелкнуло, дрогнуло или нет?
– О боже, – говорит Лора.
Неужели правда? Ренни боится опустить голову ниже, к самому сердцу, она боится, что ничего не услышит.
А затем самолет взлетит. Это будет «Боинг-707». Ренни сядет примерно в середине, салон будет неполный, в это время года всё забито в обратном направлении, с севера на юг. А она летит в зиму. Через семь часов она будет в аэропорту, в терминале, конец маршрута, выходите. Впрочем, там же и начало, можно отправиться куда-то еще.
Когда она наконец окажется дома, на земле будет лежать снег, она возьмет такси и поедет мимо застывших голых деревьев, бетонных зданий, жилых домов – обувных коробок, такси остановится, она даст водителю, сколько надо, поднимется по лестнице и войдет через дверь своей квартиры в неизвестность. Она не знает, кто ее там ждет, кто там будет, и это означает – кто угодно, в буквальном смысле слова. А может быть, никто, и это будет не то чтобы хорошо, но терпимо. В любом другом месте все равно будет хуже.
Она пьет имбирный эль и листает журнал авиакомпании под названием «Отдых». Вверху обложки изображено солнце, оранжевое, с пририсованной улыбкой, с толстыми щечками, подмигивающее. А внутри – сплошь пляжи, море, зелено-синее, невероятное, и тела, белые и черные, розовато-коричневые, светло-коричневые, желто-коричневые, одни обслуживают, других обслуживают. Сервис. Вот блондинка в мини-саронге из батика в красноватых разводах… Она чувствует форму ее руки в обеих ладонях, вроде здесь, а вроде нет, словно последняя вспышка догоревшей спички. И это останется с ней навсегда.
Вкус у эля такой же, как раньше, и кубики льда такие же, с отверстиями. Она подмечает мелочи точно так же, как делала всегда. То, что она видит, не изменилось; изменился ее взгляд. Всё вокруг такое же, как было. И совершенно иное. Ренни кажется, что она возвращается из космоса или из поездки в будущее; изменилась она сама, но ей будет казаться, что изменились все люди, как по волшебству. И теперь живут в другом измерении.
Через пустое кресло от нее сидит мужчина. Но он пересаживается ближе, говорит, что хотел бы посмотреть в окно, бросить, так сказать, прощальный взгляд. Он спрашивает: «Вы не против?» – и она говорит: «Нет». Ничего примечательного, какой-то служащий, на нем костюм, он пьет виски с содовой; наверное, менеджер по продажам.
Он спрашивает, долго ли она там была, Ренни говорит: «Три недели». Он: «А вы не особенно загорели». Она: «Я не особо люблю лежать на солнце». Она спрашивает, чем он занимается, он говорит: «Представитель компьютерной компании». «Интересно, он тот, за кого себя выдает?», – думает Ренни; она теперь про всех так думает.
– В отпуск летали? – спрашивает он.
Она могла бы изобразить туристку, но не хочет.
– По работе.
У нее нет никакого желания откровенничать, все равно никто не поверит. В любом случае она – агент. Раньше нет, а теперь – да. Настоящий репортер. Она выждет время; а потом напишет. Впервые в жизни пойдет против течения.
Он спрашивает:
– Вы секретарь?
– Я пишу о путешествиях, – говорит она.
Он реагирует ожидаемо: смесь удивления и уважения, надо же, по ней не скажешь. Она говорит, для кого пишет.