Ушедшее лето. Камешек для блицкрига.

До вечера я провел время с первым взводом. Рыли окопы, блиндажи. Песчаный грунт поддавался легко, но тут же осыпался, так что пришлось отправить бойцов на заготовку лозы. Делали плетенки и ими укрепляли стенки. На накат я решил взять бревна с мебельной фабрики. Охрану моста пока осуществляли стрелки НКПС, хотя их старший уже намекал на смену. Я пообещал сменить их только завтра утром, и тут же предложил показать мне каморы под взрывчатку. Старшой отшатнулся от меня, как черт от иконы, и ледяным голосом заявил, что это секретные сведения. И вообще все чертежи хранятся в спецотделе, а он ничего не знает. После чего сухо распрощался, и быстро ушел в свою караулку. Я пожал плечами — если хочет звонить в НКВД, то Строков ему все объяснит, и даже точный адрес укажет для следования. Это время окутывало меня знакомствами, бытом, как раковина-жемчужница попавшую в неё песчинку. Но я знал то, что эти люди подсознательно не могли принять. Я знал, что через месяц фашисты займут город мимоходом, как на прогулке. Никогда я не мог принять этого знания, хотя и мог понять. Ладно будет день, и тогда посмотрим. Пока надо делать свое дело. Вернувшись на позиции я натолкнулся на яростный спор. Спорили комвзвода и мой водитель. Насколько я понял из доносившихся криков, они не могли определить место для пулемета. Остановившись за кучей лозняка и закурив, решил немного послушать. Васильевич, постоянно ссылаясь на гражданскую, где он из пулемета косил белопанов, требовал расположения пулеметчиков в ложбинке холмика. Комвзвода вяло отбивался, и предлагал поставить гнездо на верхушке. Павел Васильевич разошелся не на шутку, правда его особо аргументированную тираду я не расслышал. Паровоз, тянущий за собой длинный состав, дал гудок, и увеличил скорость. Спорщики помолчали, провожая взглядом теплушки с торчащими из полуоткрытых дверей унылыми коровьими мордами, и платформы с большими деревянными ящиками, но как только стих перестук колес, вновь стали спорить.

— Ну что вы молодежь, понимаете!? — горячился водитель, — Ну кто же пулемет на верхушку втыкает? Там же его сразу и накроют! Ты его припрячь маленько, а как вражина попрет, тут и коси их как травку по росе.

Докурив, выбрался к спорщикам:

— Ну что шумите, товарищи?

— Товарищ старший лейтенант! — как за спасением, кинулся ко мне комвзвода — Да попросите вы у караульщиков, что бы этого умника к реке допустили! Из-за его упрямства мы до победы гнездо для пулемета не сделаем!

Павел Васильевич нахмурился:

— Вот-вот, командир! Толкового человека, так посылают подальше, а сами сдохнуть собираются, героически. По врагу не разу не стрельнув. Я две войны с пулеметом прошел, сколько лет прошло, а помню до сих пор, как «Максим» разбирать.

Он на секунду задумался, потом гордо вскинул голову, и звучно начал декламировать:

Помни, братцы, для разборки

Нам не надобно отвертки,

Пальцы, руки, голова,

К ним в придачу два ключа -

Вот и все, с чем без забот

Разберем мы пулемет.

Первый шаг. Прием простой:

«КРЫШКУ КОРОБА ОТКРОЙ».

Все, что видишь на картинке

Ты проделай без заминки:

Ручки крепче обхвати,

На застежку поднажми.

Сделав это, не зевай —

Крышку кверху поднимай...

— Интересно, очень интересно. А что дальше? — спросил я, протягивая открытую коробку «Казбека» сержанту и Васильевичу. Польщенный похвалой, старый пулеметчик взял папиросу, прикурил, и подобревшим голосом ответил:

— Да там, товарищ старший лейтенант, целая поэма. Я ее до завтра читать могу. Почти семь лет, чуть ли не каждый день разбирал и собирал максимку, и стихи эти до смерти уже не забуду.

— Вот и хорошо, приедем в расположение, сразу же и запишите. А пока пойдемте, на месте осмотримся.

Мы поднялись на холмик, и я стал внимательно всматриваться в раскинувшее перед нами поле.

— На поле сыро? — спросил, изучая поросший травой простор. Кустарника было мало, и кое-где торчали пучки камыша. Правда камыш был уже желтоватым. Сержант пожал плечами:

— Всегда было сыро, но сейчас лето сухое. Не знаю.

— Да, воды в этом году маловато, — поддержал его Васильевич. — Наверное уже все высохло.

— Это плохо, — задумчиво сказал я, спускаясь с холмика, потом повернулся к Збицкому и приказал: — Позицию для пулемета оборудуйте там, где Павел Васильевич предложил, место хорошее.

Дождавшись «полуторку» с красноармейцами второй роты, с радостью увидел среди них нашего Зайца, вот кто у меня отправится на мебельную фабрику. Но старшина, поспешил ко мне со встревоженным выражением лица:

— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться. — и получив разрешение, продолжил, понизив голос: — Непорядок в батальоне.

— Что случилось?

— Капитана в санчасть фельдшерица положила. Он сознание потерял в канцелярии.