Уши в трубочку

Я возразил:

– Какие сатанисты? Это языческий бог!

– А разве язычники не сатанисты? – удивился дворецкий. – А наш кюре говорил…

– Дурак он, этот кюре, – сказал я с раздражением. – Малограмотный дурак! Наверное, еще и демократ. Нет, точно демократ. И общечеловек в придачу.

– Да, но оргии… Кто кого сгреб…

Я сказал с еще большим раздражением:

– А разве не в этом самое главное завоевание и достижение демократии? Это значит, что радегастовцы уже тогда были демократами, а всякие там фашистские церкви, вроде католической, православной и магометанской, всячески угнетали и преследовали свободное волеизъявление плоти! А кюре – фашыст. Кроме того – тоталитарист, глобалист, яблочник, целибатист и педофил, вообще – гад полосатый. И в шляпе, сволочь! Даже очки наверняка нацепил, скотина. Не знает, что для того, чтобы носить очки, недостаточно быть умным, надо еще и плохо видеть… Все, решено, не пойдем к этому алтарю Радегаста, и не уговаривайте!

Дворецкий несколько опешил, наконец заулыбался, его длинные корявые руки пошли в стороны, словно хотел обнять нас.

– Дорогие мои, вот и замечательно. Отдыхайте, наслаждайтесь, пока молоды… Цветочки рвите, молодые девушки должны уметь рвать цветы, вырабатывать необходимые привычки наклоняться… гм…

Торкесса отодвинулась от меня, надула губы.

– Я не могу сидеть и ждать, – сказала она сердито. – Давай хоть походим по окрестностям. Поговори со мной!

– Лучше тебя послушаю, – ответил я.

– Пощебетать? – спросила она с готовностью.

– Пощебечи, – разрешил я.

– О чем?

Я махнул рукой, это с умной можно говорить обо всем, с красивой – все равно о чем говорить, а с торкессой так и вообще можно бездумно слушать ее беспечное щебетание.

– Просто щебечи, – объяснил я. – Ты во всем хороша. И даже эта твоя милая рубашка…

– Это еще что, – ответила она победно, – ты еще мои трусы не видел!.. Как-нибудь покажу, когда у меня будут. Эх, Гакорд, почему бы тебе не сочетать приятное с еще более приятным?

– Не трогай молнию на моих джинсах, – предупредил я, – мы даже не вышли на околицу. Здесь нравы строгие.

– А потом можно?

– Нельзя, – отрубил я.

Я услышал сзади торопливые шаги. Нас догоняла юная монашка, раскрасневшаяся, запыхавшаяся, с крепкими натренированными пальцами, я бы на такой женился, имей склонность к онанизму, сейчас же только уставился на медную цепочку в ее руке. В кулачке проглядывает между стиснутыми пальцами блестящее, металлическое.

– Вы в горы? – прокричала монашка. – Вы в горы, да?

– Не совсем, – ответил я осторожно, – а что, есть желание присоединиться?

Торкесса фыркнула, взгляд стал негодующим.

– Нет, – ответила монашка, – но вы идете в очень плохое место. К тому же сегодня пятница, тринадцатое число, полнолуние, а в тех местах видели Призрачных Псов, Темных Монахов и Странствующего Волхва. Сегодня же они все там соберутся…

– Мы туда не пойдем, – заверил я.

Она протянула ко мне руку, на ладони дешевенькая штамповка из меди: образок не то Божьей Матери, не то всадника на коне, хрен разберешь, это же стилизация под старину, чтоб, значит, мыслям просторно.

– Возьмите, – сказала она и добавила: – Сэр.

– Ни за что, – ответил я. – Атеист я, понимаешь?

– Все равно возьмите, – сказала она настойчиво. – Божья Матерь помогает даже атеистам. Даже демократам может помочь… наверное.

– На бога надейся, – ответил я, – а сам… руками, того, греби к берегу.

– С этим грести легче, – настойчиво сказала она. – Возьмите, ну возьмите! Пожалуйста, возьмите!

В ее глазах была такая горячая мольба, что я нехотя взял из ладони медальон, хотел было тут же зашвырнуть в кусты, но встретился с ее умоляющим взглядом, вздохнул и сунул в карман.

– Это надо на шею, – сказала она беспомощно.

– Потом, – пообещал я. – Когда буду в лесу, чтобы коров не смешить.

Мы бродили до полудня, оба наслаждались покоем, уверенные, что вот здесь-то нас и потеряли, все группы захвата сейчас носятся вокруг особняка, ждут, перезваниваются, обмениваются сведениями, шлют запросы на летающие блюдца, но оттуда по условиям не могут пользоваться более совершенной аппаратурой, чем местные туземцы, так что здесь вам, ребята, ждите ответа, ждите ответа…

Однажды услышали стрельбу, в лощине идет суперсхватка, люди в пятнистой униформе пачками уничтожают визжащих трусливых людей со злобными перекошенными лицами, в шапках-ушанках и с трехлинейками в руках с примкнутыми трехгранными штыками.

– Что там? – спросила торкесса испуганно.

Я отмахнулся:

– Не обращай внимания. Снова американские суперэлитные части мочат русских и талибских террористов.

Она спросила удивленно:

– Но… почему?

– Был у нас во дворе один… – ответил я. – Когда соберемся, бывало, мы все о книгах, о работе, о политике, футболе, о компьютерах, а он только о бабах, только о бабах, и всегда, сколько он вчера трахал, сколько сегодня поимел и сколько завтра поставит… Как потом выяснилось, он был этот… ну… девственник. Девчонок боялся до ужаса, а в таких вот рассказах старался утвердиться в наших глазах. И представь себе, многие верили!