Ушли клоуны, пришли слезы…

— Смерть явилась бы для меня избавлением. Избавление — или же милость, спасение, снисхождение, освобождение души, раскрепощение. — Киоси Сасаки повернулся и вышел из гостиной в сопровождении двух полицейских.

Теперь рядом с Нормой встал Сондерсен. Они оба смотрели в парк — на деревья, клумбы, бассейн, японский садик. Все, что было устроено с такой любовью и трепетом, мистраль и черный дождь разрушили или испоганили. И клумбы в черной саже, и пальмы черные, и бассейн черный, и вода в нем. Полицейские в комбинезонах стоят неподвижно, тоже все в саже. Сейчас на них, на деревья, на цветы, бассейн, японский садик — на все вокруг падают теплые и ласковые лучи солнца. Далеко внизу светится море, грандиозное и с виду неподвижное в своем ленивом величии. С восточной стороны появились яхты, похожие на больших белых бабочек.

— Регата, — сказал Сондерсен.

— Да, — согласилась она. — Конечно, регата.

Ян, подумала она, с какими глазами я предстану перед тобой?

— Только что бесчинствовал мистраль — и тут же регата. А красиво!

— Да, — поддержала Сондерсена Норма. — Чудесно!

Он положил руку ей на плечо.

— Я понимаю, что творилось у вас на душе. Но я рад, что вы не выстрелили. Худо вам сейчас?

— Хуже некуда.

— Все пройдет.

— Да, — сказала Норма. — Как эта буря.

33

— Прошу внимания! — прозвучал из репродукторов высокий женский голос. — Суиссэр объявляет, что рейс пятьсот сорок семь в Гамбург с посадкой в Дюссельдорфе задерживается на один час. Просим принять наши извинения.

Потом это объявление повторили на двух других языках.

В зале международного аэропорта «Кот д’азюр» столпилось множество авиапассажиров. И на другой день после бури светило ласковое солнце, и все, кто мог, помогали в уборке улиц города. Но пожары еще бушевали, и туристы спешили оставить Лазурный берег, где после черного дождя опять начали просыпаться удивительно пахучие цветы. В Лионе же городские власти готовились к назначенному на завтра третьему визиту во Францию папы римского.

— Поднимемся в бар! — предложил Сондерсен.

Он проводил Норму и Эли Каплана в аэропорт. Формальности, связанные с арестом Сасаки, заставили его задержаться в Ницце. Патрик Рено вернулся в Париж накануне вечером самолетом Эр интер. Они прошли в противоположный конец зала и поднялись на эскалаторе на второй этаж в ресторан.

— А можно подняться еще выше, в ресторан «Лазурное небо», — сказал Каплан. — Оттуда красивый вид и вообще там поспокойнее.

— Нет, — сказала Норма. — Лучше останемся здесь. Вон в том маленьком уютном баре.

Она чувствовала себя прескверно. «Лазурное небо», подумала она. Этого еще не хватало!

И они направились к стойке, где два бармена склонились над раскрытой газетой «Нис-матэн» и обсуждали шансы фаворитов на скачках в будущее воскресенье.

— Окапи д’Ор в первую тройку ни за что не попадет, — сказал один. — Паршивый жеребец, ленивый.

— А смотри, в «Прогнозах» шансы Окапи выше всех, — возразил другой, похлопывая ладонью по спортивной странице газеты.

— В их «Прогнозы» только слабоумные верят, Андре, — сказал первый бармен.

— Почему же ты каждый день в них заглядываешь?

— Да, заглядываю. Каждый день, хоть они и для слабоумных, — сказал тот, которого звали Андре. — Как и ты. Так уж человек устроен. Можешь ставить на кого хочешь. Мой расклад — на первом месте Син Ди. На втором — Нарцисс Викинг, на третьем Рев де Мэ. Бонжур, мадам, бонжур, мсье. Что желаете заказать?

Сондерсен и Каплан заказали вино «Рикар», Норма — «Кампари». Пока бармены наполняли бокалы, они сели в углу за стойкой.

— Поверьте, фрау Десмонд, я собирался вас во все посвятить, — проговорил Сондерсен с несчастным видом. — Но ведь наше соглашение остается в силе, правда?

— Ясное дело, — кивнула Норма. — Не переживайте, все в порядке.

— Не заводи меня со своим дурацким Окапи д’Ор! — громче обычного проговорил первый бармен. — Пардон, мадам! Пардон, мсье! — он поклонился гостям, словно прося прощения. — Как тут не распсиховаться! — пробормотал он, не вдаваясь в подробности.

— Ничто человеческое и нам не чуждо, — сказал Каплан.

Снаружи донесся рев вырулившего на взлетную полосу лайнера.

— Почему вы не говорите, что вы оба подозревали Яна? Яна и меня, разве не правда? — поставил вопрос ребром Каплан.

— Правда, — сказал Сондерсен.

— Да ведь на это и был весь расчет! — Каплан перевел взгляд на Норму. — На этом все построено! — Он покачал головой. — Все разыграно как по нотам, фрау Десмонд. Вы же знаете Яна! Он все придумал так, чтобы вы его заподозрили. Другого выбора у него не было…

Зато он был у меня, подумала Норма. Там, этажом выше, в то самое утро… Мне надо было больше верить в Яна. Я своим вечным скептицизмом только усложняю себе жизнь. Хотя чаще всего мои самые пессимистические прогнозы сбывались.

— Теперь мы знаем, кто предатель. Человек, повинный в смерти вашего сына, — не он один, правда, — вам известен, — сказал Каплан.

— Радоваться мне, что ли? — спросила Норма. — Или утешиться этим?

— В какой-то мере, да.

— Не слишком-то серьезное утешение, — возразил Сондерсен, наливая в стакан с «Рикаром» немного холодной воды.