Ушли клоуны, пришли слезы…

— На что вы намекаете? — спросил Каплан.

— Сасаки предатель, он сам сказал. Но сейчас я абсолютно убежден, что есть и второй предатель. Его просто не может не быть.

— Почему вдруг? — полюбопытствовал Каплан.

— Стоило случиться чему-то, как тут же звонил человек с металлическими нотками в голосе, — сказал Сондерсен. — Всегда и везде. В Гамбурге, в Берлине, на Гернси. Он всегда на все сто процентов посвящен в наши дела. А сейчас? В Симьезе? Когда мы были у Сасаки? На сей раз он не позвонил! Впервые не позвонил — хотя я счел бы его звонок вполне уместным.

— Что верно, то верно, — озадаченно проговорила Норма. — Вы совершенно правы, господин Сондерсен. Почему он не позвонил к Киоси Сасаки?

— Потому что на сей раз его никто не проинформировал? — спросил Каплан.

— Или он был проинформирован, но имел вескую причину не звонить, — сказала Норма.

— Должны быть и другие объяснения, — повторил свою любимую фразу Сондерсен, потирая лоб. — Нет, я уверен, что есть другой предатель, и каждый его последующий шаг предсказать невозможно. После ареста Сасаки вся эта история вступила в критическую фазу. Впервые я просто-напросто… — он оборвал себя на полуслове и допил вино.

— Я тоже, — сказала Норма. — Я очень боюсь.

34

Самолет, в котором летели Норма и Каплан, приземлился в гамбургском аэропорту Фульсбюттель в четырнадцать пятьдесят.

По-прежнему было очень жарко и душно, и Норме показалось, что она в последний раз побывала здесь не три дня, а три года назад. Вместе с молодым израильтянином они прошли паспортный и таможенный контроль. В зале ожидания авиапассажиров встречали друзья, знакомые и родственники. Норма втайне надеялась, что увидит здесь Барски. Расстроенная, она шла рядом с Капланом, который нес свои и ее вещи.

— Норма! — услышала она тонкий детский голосок.

Она оглянулась. У выхода, несколько в тени, в белом платьице стояла Еля, улыбалась и махала ей рукой. Норма ощутила, как ее охватывает удивительно светлое и теплое чувство радости и благодарности. Девочка подбежала к ней, Норма нагнулась, обняла ее и прижала к себе.

— Вот, Норма, пожалуйста! — Еля протянула ей букет красных роз.

— Спасибо тебе, — сказала Норма. — Какие красивые!

Каплан остановился в некотором отдалении.

— Это от меня и от Яна, — уточнила Еля.

— Где же Ян?

Еля неопределенно махнула рукой в сторону стоянки машин:

— Где-то там.

— А почему не пришел сюда?

— Сказал, чтобы я одна вас встретила. Это, мол, будет для вас сюрпризом.

— Понимаю, — сказала Норма.

Ах, Ян! — подумала она.

— Если ты не против, пойдем сразу в «Альстерский павильон». Мне ужас как хочется мороженого. Шоколадного и клубничного! Ты ведь не против, а?

— Я — за! — сказала Норма.

— Помнишь, как я с тобой сидела там?

— А как же!

— У-у, как давно это было! Правда?

— Страшно давно, — сказала Норма.

Серебристо-серый «вольво» Барски остановился перед ними. Как только они вышли из здания аэровокзала, Барски улыбнулся Норме.

— Привет, — сказал он.

— Привет! — и бросилась ему на шею.

— Ладно, будет, будет, — успокаивал он ее.

— Я не знала, что и подумать…

— На твоем месте я подумал бы то же самое.

— Правда? — тихо проговорила Норма.

— Я же сказал тебе. Забудь об этом, — ответил он несколько жестко и, увидев подошедшего Каплана, обменялся с ним рукопожатием.

— Разве я не предсказывал вам?.. — сказал молодой израильтянин. — Я тоже поеду с вами полакомиться мороженым. Ванильным. Обожаю ванильное! Я от него без ума!

— Вы ребята что надо, — сказала Норма. — Оба!

— А что! Возражать не будем! — отшутился Каплан.

И поехали. Все боковые стекла опустили, машину продувал теплый ветер. Норма сидела рядом с девочкой на заднем сиденье, и у нее было такое ощущение, будто после долгих странствий она вернулась к близким и дорогим ее сердцу людям.

— Ты заметила? — спросила Еля.

— Что заметила?

— Что я надела мои любимые туфельки. Сине-белые.

— И правда, — сказала Норма. — Специально надела, потому что пойдем в кафе-мороженое?

— Специально для тебя, — сказала Еля. — Я не сама придумала, это Ян мне посоветовал.

Какой прекрасной может быть жизнь, подумала Норма. Конечно, лишь изредка и на короткое время. Зато как хорошо тогда!

Несколько позже они сидели за столиком в павильоне у реки.

От воды веяло прохладой, к причалу подходили одни теплоходы, а другие отходили. На палубах было много народа, опять звучала музыка — старые сентиментальные шлягеры. Еля с Капланом наслаждались мороженым, Норма пила охлажденный чай, а Барски — лимонад. Над водой поднимался первый осенний туман, и Норма вспоминала обо всем, что несколько часов назад в Ницце говорил ей Сондерсен, и страх не оставлял ее. Алые розы она поставила в вазочку.

— «C’est si bon»,[38] — пел Ив Монтан.

— Звонил Патрик, — сказал Барски Каплану. — Похоже, они действительно серьезно продвинулись вперед с помощью идей Тома.

— Выходит, мои предсказания сбылись, — заметил Каплан. — Я отдал Патрику все оставшиеся после Тома бумаги. Конспект его методических разработок, по которым Так составил вакцину. Через несколько дней мы узнаем, подействовала ли она.