«Что бы это ни было, я не страшусь теней… — думал он, разглядывая из-под солнцезащитных очков молодых девушек. — Да и с чего бы?.. Это просто туман… Зыбь… Морок… Если кого и следует бояться, так только живых… Даже если рядом живёт тигр-людоед, всё равно стоит больше опасаться людей, а не его… Что стоило тем людям объединиться и прогнать тигра-людоеда?.. Их были десятки, иногда — сотни, с серпами и мотыгами, а он один… Но они боялись… Они не раз видели, как он уносит их жён и товарищей, но они не вступились за них… Нет, они никогда не делали этого, и он пожирал их одного за другим, день за днём, неделю за неделей, год за годом… И даже когда его убили, он всё равно продолжал властвовал над ними, потому что это не он убивал их, а их страх перед ним… Да, страх и только страх… Но страх бессилен, если не давать ему воли… Страх ничто, пока он не встретит того, кто готов служить ему… Пока кто-то не даст ему пару глаз, чтобы закрыть их, пару ног, чтобы сбежать, и пару рук, чтобы опустить их… Нет, не стоит бояться призраков… Бояться нужно лишь только людей… И никого больше… Они настоящие чудовища… Их бог — страх и ради него они готовы на всё…»
Он снял очки, подмигнул тени и стал стягивать брюки. Ему захотелось освежиться и посидеть на отмели, где резвилось несколько анютиных подруг. В прошлый раз, он подбрасывал их в воздух, делая из своих рук трамплин, и они выстраивались в очередь, чтобы забраться на него. Это было необычайно возбуждающе, ощущать их мокрые, гладкие тела столь близко, на глазах их родителей, старательно играя роль добропорядочного папаши. Он также учил их плавать, и с большим успехом, так как все в округе знали, что он уже много лет ходит в бассейн.
«Они слепы… — думал он, подсовывая руки под тонкие бёдра и грудь девочки, чтобы она с визгом могла колотить по воде руками и ногами, делая вид что плывёт. — Они едва не падают в обморок, когда их ребёнок берёт в руки перочинный нож, но при этом, готовы доверить своего драгоценного детёныша мне,
Через неделю начинался его отпуск, и он собирался воспользоваться им на все сто. Он чувствовал себя на пике формы и со стороны в нём действительно стало проглядываться нечто неуловимо кошачье.
«Это лето будем моей жемчужиной… — грезил он, возвращаясь домой с озера. — Я буду обладать ими бесконечно долго, и они будут покорны мне как никогда… Я заставлю их умолять меня убить их, но не буду спешить… А ещё, я постараюсь выбить из них этот жалкий, ничтожный, рабский страх… Я сделаю их свободными — пусть на мгновенье — но свободными… И тогда, быть может, они поймут меня…»
Тень шагала в ногу с ним, справа и чуть сзади. Казалось, она задумчиво слушала его мысли и кивал в такт. В уже ней не осталось ничего от его отца. Олег чувствовал эту перемену, но не придавал ей большого значения. Ему даже нравилось, что у него появился какой-то зритель.
Спустя 9 дней, отправляясь в очередной поиск, Олег знал, кто смотрит на него в зеркало заднего вида. Оказалось, что у тени есть глаза. Они ехали молча, и вместе выслеживали добычу, а когда дело дошло до последнего удара, тень не мешала, так что всё прошло гладко. Олегу даже показалось, что она одобряет его выбор и когда он поставил девочку на колени и спустил штаны, тень, как ему показалось, засмеялся.
Олег провёл с девочкой около часа, практически непрерывно её насилуя. Затем, он решил поиграть. Он приказал ей убегать, имитируя тот давний случай, когда одной из жертв удалось ненадолго вырваться из его когтей. Спустя годы это воспоминание стало сильно его возбуждать. Вид мелькающего среди зелени тела голой девочки даже снился ему и он никак не мог забыть того невероятного чувства, когда он, настигнув беглянку, с хрустом вонзил свои зубы ей в шею.
Но в этот раз всё прошло плохо. Девочка слишком обессилила и потеряла немало крови, так что упала, не пробежав и десяти метров. А затем, она увидела тень и истошно закричала. Это отбило у него всякое желание обладать ею вновь. В бешенстве, он размозжил её лицо кастетом, но даже убийство не утолило его гнев. Это была неудача. Он понимал это и не хотел смотреть на тень, которая, он чувствовал это, ухмылялась. Голод, который Олег только-только утолил, вновь наполнил его и он закричал с пеной у рта:
— Это всё ты!.. Ты виновата!.. Ты!.. Смотри, что
Но тень хранила молчание, а её длинные конечности блуждали по трупу, как два огромных чёрных слизня.