Усилитель. Трижды воскресший

– А со службой у меня не сложилось. Роту, которой я командовал, отправили в бой без разведки и поддержки, я пытался возражать, но приказ есть приказ, командование дало прямое распоряжение, да ещё и намекнув, что я, якобы, трус. В результате неподготовленной атаки мы попали под фланговый огонь и налёт вражеских беспилотников, много моих солдат погибло, а я сгоряча высказал руководству всё, что думаю, ну, и конкретно одного, самого крикливого полковника покритиковал, что его в госпиталь отправили. Ну, какая после этого служба – от трибунала меня спасло только общее ходатайство суда офицерской чести. Но служить, конечно, не оставили, да если бы и оставляли, сил и нервов у меня не было уже. На фоне такой ситуации отношения с родом, и до этого не очень блестящие, испортились окончательно, и я из него вышел. Вот так я и оказался здесь. И сейчас мне порой мои солдаты снятся, особенно, кого не уберёг. Так и стоят молчаливо шеренгами.

***

И опять, как и месяц назад, монастырь готовился встречать знатных гостей. В кабинете игуменьи кипело обсуждение предложения, поступившего от князя Дархана Окинова и купца Алексея Пе́рлова: они просили передать Андрея Первозванова из приюта в опекунство в семью младшего сына купца.

В монастыре благожелательно относились к возможности передачи воспитанников из приюта, пусть и в приёмную, но всё-таки семью, и охотно давали согласие на усыновление, удочерение или на передачу в опекунство – да и дети всегда были рады обрести семью. Но в данном случае, как это часто и бывало, все проблемы крылись в деталях: смогут ли новые опекуны обеспечить не только школьное образование, но и дополнительное изучение языков и физические тренировки Андрея? Ребёнок развивался настолько стремительно, что база, имевшаяся в монастырском приюте, уже не могла соответствовать его прогрессу. Но есть ли необходимые ресурсы у потенциальных опекунов? Беспокоило и возможное увеличение числа тех, кто посвящён в тайну медицинских умений Андрея – за высокими стенами монастыря и человека спрятать и сохранить секреты было проще, чем в миру́. Проверено сотнями лет практики: не зря низложенные царицы, неугодные боярыни и смутьяны из числа знати, и много ещё кто традиционно рассылались по дальним монастырям. Вопросы, возникавшие в ходе обсуждения, сестра Татьяна вносила в список, чтобы ничего не забыть и по каждому пункту отдельно проговаривались наиболее важные моменты. После того, как, казалось, всё обсудили, пригласили Андрея.

***

За последнее время я привык, что чуть ли не каждую неделю тётя Таня вела меня к игуменье или отцу Игнатию и там решались какие-то важные вопросы. Однако в этот раз меня с порога огорошили известием, что семья Геннадия Алексеевича Пе́рлова, младшего сына уже известного мне купца, хочет взять меня под опеку.

Игуменья Юлиана рассказала, что идея – как лучше устроить мою судьбу – исходила от бурятского князя Окинова, который обсуждал его со старшим Перловым. Они считают, что такой вариант наиболее для меня подходит, так как семья младшего из Перловых живёт во Владимире, и я смогу в выходные посещать монастырь и встречаться с приютскими ребятами. К тому же, в его семье четверо детей и мы будем учиться в одном лицее, и так мне проще будет адаптироваться. Есть у них и условия для занятий спортом. Матушка Юлиана долго и подробно рассказывала мне о том, как будет организована моя жизнь, если я перееду в купеческий особняк из приюта. Я кивал, хотя понятия не имел о том, как это вообще – жить не в приютском общежитии: мне по-другому не приходилось. Ну, на выездных соревнованиях в гостинице – это понятно; но, по сути – это такое же общежитие, как и в приюте. Поездки на фестивали реконструкторов – та же общая комната, но только в виде палатки. Месяц во дворце князя Окинова – ну, так он князь, вот и живёт во дворце, у него и не должно быть, как у простолюдинов, а мне комната в его дворце напоминала гостиницу – я-то там был временно, на время лечения. Вопросы роились в моей голове: а едят они вместе? А уроки делают? А комнаты – у каждого своя, или тоже по несколько человек в одной комнате живут?

Видимо, задумчивость была написана на моём лице, и матушка Юлиана сказала: – Да ты спрашивай, не стесняйся. Что мы знаем, – расскажем. А если ответов у нас нет, то завтра, когда гости приедут, мы у них поинтересуемся, всё расспросим.

– А они хорошие? – задал я главный вопрос, который меня мучал больше всего.

– Если они тебе не понравятся, ты нам скажешь, и никуда не поедешь. Если ты согласишься поехать и пожив там, передумаешь, то вернёшься назад – игуменья говорила, глядя мне в глаза; – что бы ни случилось в твоей жизни, в каком бы возрасте это ни было, ты всегда должен помнить, что у тебя есть дом, твой дом. Где тебе рады всегда, куда ты можешь приехать в любое время и всегда тебя примут – это наш монастырь.

***