– Годика через три сдашь на права, хотя бы на мотоцикл или квадроцикл и тогда без водителя будешь ездить. А пока нельзя, – сказала тётя Оксана, в очередной раз немного поправляя мою одежду.
Я согласно кивнул.
Владимир. Монастырь.
Прибыв в монастырь, я пошёл по уже стандартному маршруту – сестра Татьяна, матушка игуменья, приют, трапезная, кузница и конюшня. Зашёл в приют и почти час общался с пацанами и девочками, которые рассказали мне монастырские и школьные новости, а я – о своей учёбе в лицее. Мы попили чай и вместе пошли на обед – мне есть не хотелось, перед выездом я плотно позавтракал, да и в приюте меня поили чаем со сладкими булочками.
Однако, увидев меня, сёстры в приютской трапезной стали предлагать перекусить вместе со всеми, я отказывался, говоря, что плотно позавтракал, да и после сладких булочек с чаем, которыми меня угощали в приюте, обед не полезет. И услышал за спиной голос матушки игуменьи: – Да не уговаривайте вы его. А просто дайте котлету. Что бы он до этого не съел, для котлетки место всегда найдётся. Проверено не раз.
Два часа в монастыре пролетели незаметно, и, наконец, я оказался у дома отца Игнатия, и, открыв дверь в сени, постучался в дом. Предупреждённый, он ждал моего прихода, и, усадив напротив себя, сказал: – Слушаю тебя, Андрей.
Я, не спеша, стараясь как можно подробнее рассказать о том, что произошло на Успение, и как потом я был поражён, когда попытался перейти на зелёное зрение. Я описывал свои ощущения, пытаясь передать словами и активно помогая руками, ту «картинку», которою вижу, а точнее, что из-за мельтешения пятен, полос, тумана и неожиданных сполохов, ничего не могу рассмотреть.
Отец Игнатий, слушал, как и всегда внимательно и задумчиво, он задавал дополнительные вопросы, стараясь узнать подробности, которым я мог не придать значения. Он предложил пойти погулять и по дороге я всматривался вокруг и комментировал ту картинку, которую вижу зелёным зрением. Хотя, какое оно теперь зелёное?
Мы прошли по тропинке к кузнице, отец Игнатий попросил Виктора зажечь огонь, и он, набросав угля, запалил горн и с поклоном вышел. Я перешел на зеленое зрение и от неожиданности вскрикнул: огонь плясал на горячих углях. Но в отличие от обычного зрения я видел яркие лучи, исходившие из него, несколько слоев тонкой пелены вокруг горна. И всё это колыхалось и двигалось, видимо, под несильными потоками воздуха.
Я взахлёб стал рассказывать отцу Игнатию про эту картинку. А он переспрашивал меня, что-то уточнял и я вновь рассказывал.
Выйдя из кузницы, мы направились к реке. Здесь мы сели на небольшую лавочку на склоне, и я опять перешел на зеленое зрение. Если раньше, глядя на воду, я видел рыб, которые плавали в водоёме, то сейчас я наблюдал, как зеленые завихрения, от светло-зелёных до коричневатых, медленно перемещаются, сталкиваясь и развеиваясь, превращаясь в узкие или широкие полосы и устремляясь вниз по течению. Разглядеть за такими «помехами» никаких рыб было невозможно. Вглядываясь в воду, я описывал, что вижу и снова, чтобы было понятнее и нагляднее, водил руками.
Закончив, я замолчал и стал ждать, что скажет отец Игнатий. Он молчал, я ждал, и так мы промолчали довольно долго. Наконец, он закончил размышлять и попросил меня вновь перейти на зелёное зрение, но уже посмотреть на него.
Я встал напротив него в паре шагов и перешёл на зелёное зрение. Человек, сидевший напротив меня, был окутан несколькими почти прозрачными коконами разной величины, вглядываясь сквозь них я видел, что в отличие от прошлых просмотров, тело отца Игнатия, сохранив легкое зеленое свечение, приобрело синеватую дымку. По всему телу пролегали тонкие красные и синие нити, а местами они сплетались в клубки.
Выслушав меня, отец Игнатий встал, и мы не спеша пошли в сторону монастыря. По дороге он задавал новые вопросы, я по мере сил старался отвечать, хотя слов мне не хватало, постоянно приходилось задумываться или жестикулировать.
Сидя у него в светёлке, я ждал, что он в итоге скажет. Отец Игнатий не спеша ходил из угла в угол, потом остановился и обратился ко мне: – Помнишь, как ты мне рассказывал после поездки в Бурятию, что поначалу не мог понять борьбу братьев Окиновых – когда Семён и Церен спарринговали, тебе их борьба казалась сплошным мельканием рук и ног: ты не мог выхватить в ней отдельные приёмы и понять, как построено их противоборство. А потом они стали тебя тренировать и чем больше ты узнавал их стиль борьбы, чем быстрее сам выполнял приёмы, тем понятнее тебе становилось как они борются. И тем понятнее тебе становилась их борьба.
Я согласно кивнул.