Усилитель. Трижды воскресший

Я немного растерялся. Дитерихс учил меня юридическим тонкостям старательно, и я уже знал: если на подарке настаивают, его надо принять. Если, конечно, он не является замаскированной взяткой с расчётом на дальнейшее содействие в чём-то. Если отказаться ещё раз, то Плетнев может посчитать, что его подарком, а значит и родом, пренебрегают. Я взглянул на Геннадия Алексеевича, он, видя это, немного прикрыл глаза. Так, понятно.

– Благодарю Вас, Евгений Васильевич. Для меня честь получить такой замечательный подарок от Вас. Уверяю Вас, он будет использоваться исключительно в благих целях, – я немного вытянул лезвие сабли и поцеловал его.

Вместе мы проводили Пле́тнева до выхода, поклонились, когда он садился в машину.

Проводив взглядом автомобиль, Геннадий Алексеевич повернулся ко мне: – Андрей, ты всё правильно сделал. Вовремя поднатаскал тебя Михаил Генрихович, ну и сам ты молодец, не растерялся.

Видя, что к нам уже подбегают Вася и Борис, Перлов повернулся к ним и вытянул руки: – Так, двигаем на ужин. Мама, наверное, уже заждалась. Обговорим потом.

– Ну, подержать-то можно, – останавливаясь, попросил Борис. Я протянул ему шашку. – У, тяжёлая, – одобрительно проговорил Борис, вытягивая шашку из ножен.

За ужином в этот раз мы не итоги дня подводили, а обсуждали прошедший визит Плетнева.

Владимир. Лицей.

Днём с территории лицея можно было выйти через боковую калитку, располагавшуюся за спортивным городком, и я часто ею пользовался – оттуда мне было ближе до дома.

Переодевшись после тренировки, а лёгкую ветровку я уже сменил на утеплённую куртку и без шапочки на улицу не выходил, я двинулся к сторожке, прикрывавшей калитку. В сумерках я не сразу заметил на одной из скамеек сидящего пацана, но внимание на него я обратил только тогда, когда услышал отчётливые всхлипы.

Я подошёл к пацану и спросил: – Ты в порядке?

Он поднял голову и зло произнёс: – Иди, куда шёл.

– А я как раз и шёл, чтобы присесть после тренировки и немного остыть в закутке, прежде чем выйду на улицу, на ветер.

Я сел на противоположный край скамейки. Парень демонстративно отвернулся, всхлипывать он перестал. Я его несколько раз видел – из дворянского класса, на год старше. Не длинные чёрные волосы всегда зачёсаны назад и аккуратно уложены, подбородок и скулы слегка выступают, полные губы немного приопущены. Он всегда был хмурый и сосредоточенный, мы с ним нигде не пересекались, повода для знакомства не было, так что я даже имени его не знал.

Помолчав минуты три, я спросил: – На дуэли проиграл?

В ответ молчание.

– Двойку схватил?

Тишина.

– Деньги или карточку потерял?

Парень приподнял голову и зло ответил: – Вам, купцам, лишь бы деньги.

– С девушкой поругался?

Он поднял голову, я увидел, что слёзы у него уже подсохли, и нешироко раскрывая рот, он заговорил: – Не будет у меня девушки. И будущего у меня не будет. Я сын предателя.

– Но ты же в дворянском классе?

– Это ничего не меняет. Мы во Владимир сбежали от позора – когда отец, – пацан тяжело сглотнул, – он в военной разведке служил, сбежал к немцам, на семью такой позор обрушился, что мама за бесценок продала московский дом и всё имущество и даже не к своему роду, в Ярославль, вернулась, а сюда, просто небольшой домик купила. Хотели куда подальше уехать, но у младшей сестрёнки лёгкие слабые, на Урал или в Сибирь ей нельзя. Но, думаю, и там бы не получилось спрятаться. Меня в лицее на дуэль даже никто не вызывает, чтобы честь свою не уронить. А за спиной шёпот постоянно… Как тебе – рядом с сыном предателя сидеть? Задница не пригорает? Убегай быстрее, а то – вдруг я заразный!

Он стиснул губы и прищурившись смотрел на меня.

Сотни мыслей проносились в голове – как его поддержать? Чем помочь? Что посоветовать? На фоне его проблем мои любые советы – так, сотрясание воздуха. И единственное, что мне резануло слух – «мама».

Так я и ответил: – Повезло тебе.

У него от удивления не только глаза сделались по пять копеек, но и челюсть отвисла.