Слух о том, что он стал любовником Августы вскоре после смерти се мужа, был абсолютно оправдан. Ибо у Джона Стюарта, графа Бьюта, отпрыска обедневшего шотландского дворянского рода, недостаток средств возмещался избытком тщеславия, и, очевидно, ложе принцессы Уэльской он счел очередной ступенью к успеху. Через четыре года после смерти принца Фредерика – известного в тесном кружке под прелестным прозвищем Фриц – эта ничтожнейшая личность из окружения принцессы, граф Бьют, стал одним из самых влиятельных людей страны и был удостоен титула наставника юного принца Уэльского. Более того, с возрастом Георг оценил его как друга и советника, и Бьют имел неограниченное влияние на юношу.
– Какой вы гадкий, – упрекнула его Августа, – мы же обсуждаем будущее Георга!
– Вы можете спокойно препоручить его величество моим заботам, – лениво проговорил Бьют, лаская грудь принцессы длинными и гибкими пальцами.
– Как вы смеете, – в притворном гневе произнесла Августа, но ее глаза смеялись.
– Я смею потому, что люблю вас, – нежно прошептал Бьют. – Уделит ли мадам немного времени, дабы я мог доказать это?
– А если я соглашусь – вы избавитесь от этой испорченной девчонки Леннокс раз и навсегда?
– Считайте, что это уже сделано, – ответил граф Бьют, галантно направляя ничуть не сопротивляющуюся принцессу Уэльскую к дверям ее спальни.
Тень размолвки между Генри Фоксом и Сарой Леннокс висела над Холленд-Хаусом несколько дней. Все это время Сара провела в постели, ссылаясь на нездоровье, а Фокс нервно расхаживал по дому или рыскал вокруг усадьбы со сворой слуг в поисках следов излишне ретивого любовника. Как всегда в подобных обстоятельствах, главный удар на себя приняла Кэролайн, его жена, которая пыталась одновременно и вести хозяйство, и восстановить добрые отношения в семье. Но в таких сложных условиях леди Сьюзен Фокс-Стрейнджвейз показала свое достоинство и предложила выполнять повседневные дела по дому, позволяя Кэролайн сосредоточиться на роли миротворицы.
– Они оба так упрямы, – вздыхала Кэролайн, возвращаясь из комнаты Сары с подносом с нетронутой едой.
– Однако мистер Фокс прав – с Джоном Ньюбаттлом нечего долго церемониться.
– Да, но чем больше мы убеждаем Сару, тем сильнее она противится.
– Так бывает всегда, – ответила Сьюзен, мудро улыбаясь.
– Надеюсь, она не сделает глупости и не откажется поехать на бал в феврале.
– Я тоже надеюсь, ведь это будет мой последний бал с вами, леди Кэролайн. Сегодня утром я получила письмо от отца; он желает, чтобы я провела лето дома.
– Да, ты и так долго пробыла с нами. В Редлинк-Хаусе по тебе уже все стосковались.
– Надеюсь, что да. Но, вероятно, мой предстоящий отъезд поможет уговорить Сару присоединиться к нам на балу.
В сущности, это был настоящий шантаж, но если Сара и заметила это, то не подала виду. Во всяком случае, она великодушно согласилась сопровождать Сьюзен на ее последний раут сезона и величественно поднялась с ложа болезни, к облегчению старшей сестры. По такому случаю мистера Фокса уговорили остаться дома, причем он взял с Кэролайн клятву, что она подробно доложит о каждом взгляде и жесте, которыми обменяются король и Сара.
– Хотел бы я видеть, как изменится в лице этот Щенок при виде меня, – прошептал он на ухо жене, когда она покидала дом.
– Его нет в числе приглашенных – на этот вечер собираются только получившие приглашение самого короля. Ньюбаттлу трудно рассчитывать на такую милость.
– Неужели слухи о Ньюбаттле и Саре уже дошли до его величества? – обеспокоенно спросил Фокс.
– Этому я не удивлюсь. Я уверена, что Бьют в этом случае собирал сплетни чересчур ретиво.
– Боже, только бы он не знал! – простонал Фокс, закатывая глаза к небу.
Однако лицо высокого и самого элегантного из королей, Георга III, было непроницаемым, когда он принимал в холле гостей, проходящих мимо в бальный зал. Глядя на него во все глаза и чувствуя себя тайным соглядатаем, Кэролайн Фокс так и не заметила между юной парочкой никаких признаков необычных отношений – Сара присела в одном из своих грациозных реверансов, а король милостиво склонил голову. Всего на секунду Кэролайн внезапно показалось, что его величество хочет что-то сказать, но его небесно-голубые глаза внезапно потемнели, и он промолчал. Спустя минуту Кэролайн, была готова приписать случившееся своему воображению. Вместе с дамами она направилась в бальный зал.
Очевидно, в тот вечер были предприняты все усилия, дабы ослепить смотрящего. Тысячи свечей сияли в блестящих шандалах, каждая призма была натерта до блеска специально по такому случаю и отбрасывала радужные полосы на танцующих – пока те двигались под звуки оркестра, сидящего на галерее. Здесь был весь высший свет, на виду оказались все последние ухищрения моды. Бархат и атлас, густо испещренный вышивкой, преображал самых уродливых мужчин, а дамы, напудренные, с мушками и нарумяненные, несли на своей одежде россыпь драгоценностей, бриллианты поблескивали даже в их прическах.
– Какое милое общество, – заметила леди Элбермарл, тетя Кэролайн и Сары, которая жила в столице.