Услады Божьей ради

Когда я вспоминаю об этом деле, не очень значительном, но связанном с ужасными, перевернувшими судьбу всей семьи событиями, то натыкаюсь в мыслях на одну деталь, о которой хочется сказать пару слов. Мишель был моим лучшим другом, а Анна была моей сестрой. Оба признались мне, что долгие годы любили друг друга. Они виделись каждый день, во всяком случае летом, в Плесси-ле-Водрёе, когда ему было между двадцатью и двадцатью двумя годами, а ей — между семнадцатью и девятнадцатью. И у меня никогда не возникало сомнений в их чувствах. Но надо же, до чего человек может быть слепым? Я полагал, что моя сестренка восхищается Жан-Кристофом. Позже я узнал, что в этом была доля истины и что Мишель ненавидел Жан-Кристофа. А я полагал, что Мишель обожал Жан-Кристофа. И это тоже было верно. Он любил его и ненавидел. Насколько обоснована была эта ненависть Мишеля к Жан-Кристофу Конту? На самом деле все было сложнее, чем я думал. Я понимал, что сестренка уже не ребенок, каким мы ее считали. Я даже задавался вопросом: а не может ли быть такого, что между Мишелем и Жан-Кристофом она… Но это же была моя сестра. Мы редко разговаривали между собой до войны о том, что мы называли нашей частной жизнью. Скорее мы закрывали глаза. Порой, вспоминая райские времена нашего, увы, невозвратного детства, я вижу Анну, Жан-Кристофа и Мишеля играющими в не такие уж невинные игры. Вот и сейчас я вспомнил вдруг тот летний вечер 1922 или 1923 года, когда Жан-Кристоф и Анна… Ну да что там! Все это прошлое. Все это было так давно. И вот Анна уже бабушка. И может стать прабабушкой маленького мусульманчика через 2 или 3 года. А то и через полгода.

Прабабушка! Боже мой! До чего же мы старые. У меня перед глазами стоит сцена венчания сестры в начале осени 1932 года. Собрались все жители Плесси-ле-Водрёя, Руаси, Сен-Полена, Вильнёва, Русеты, все, кто нас любил и кого любили мы. Обойщик, маляр, учитель-радикал, монашки из богадельни, хозяин бистро, о котором шепотом говорили, что он коммунист, пожарные и егеря, старые тетушки из Бретани, приехавшие финистерским поездом, нотариус и фермеры, дедушкины гимнасты, прифрантившиеся браконьеры, пьянчуги и святоши, торговка с площади Часов и окрестные землевладельцы, все растроганные до слез и все счастливые.

Не было только дяди Поля. В конце предыдущего лета он пустил себе пулю в лоб. Он оказался первым из нашей семьи, кто, вопреки нашему девизу, отдал Богу душу.

IV. Цирковая наездница Полина и братья-враги

Итак, мы оказались разоренными. Но это было не страшно. Во-первых, естественно, потому что деньги — не главное в жизни. А еще и потому, что, как это часто случалось в буржуазных семьях, несмотря на крах, у нас все-таки кое-что еще осталось, чтобы поддерживать престиж и даже жить на широкую ногу. Мишель Дебуа действовал великолепно. Он оказался одним из лучших финансистов своего времени и спасал все, что еще можно было спасти. А главное, потеряли больше всего не мы, а Реми-Мишо. Правда, и получили, в свое время, больше других тоже Реми-Мишо. Триумф или катастрофа — судьба бизнеса нас мало касалась. Тетя Габриэль и ее деньги сильно нам помогли, чтобы положить новую черепицу на зданиях замка и справить новую форму егерям. Но ведь и без богатств Реми-Мишо Плесси-ле-Водрёй всегда прилично существовал на доходы от земельной ренты в От-Сарт и от домов в Париже, где г-н Дебуа-старший вел хозяйство твердой рукой. Брак его сына и Анны создал, впрочем, незначительные проблемы протокольного порядка. Он стал свекром моей сестры, и это обстоятельство повлияло на наши с ним отношения. Члены семьи посовещались, и было решено предложить г-ну Дебуа заключить контракт о более тесном сотрудничестве и предоставить ему в замке большую комнату почти рядом со спальней дедушки, предложить ему, разумеется, питаться вместе с | нами за одним столом под слегка удивленным взором наших маршалов в париках, а также вести как бы изнутри все хозяйственные дела семьи. Господин Дебуа сердечно поблагодарил, но решительно отказался. Он пришел к деду, одевшись, чтобы подчеркнуть торжественность момента, в костюм начала века, и изложил ему суть своих мыслей. Согласие на брак сына он дал против своей воли. Он против равенства, против смешения сословий. Как и дедушка, а может, и в еще большей степени, он был сторонником иерархии в обществе, за постоянную классификацию людей и имущества. Он использовал аргументы кардинала Мазарини, выступившего перед королем против своей племянницы Манчини. Думаю, это был удивительный спектакль, когда дедушка, взяв за плечи г-на Дебуа, убеждал его в необходимости прогресса истории и равенства людей. Но г-н Дебуа не желал ничего слушать. Он находился у нас на службе и хотел продолжать служить и впредь.

— Послушайте, Дебуа, — говорил ему дедушка, — мой старейший друг, мы все очень вас любим, ваш сын женился на моей внучке, и вы являетесь членом нашей семьи.