Услады Божьей ради

Должен признаться, причем без всякого стыда, что в кругу семьи мы уже обсуждали чаще всего со смехом и общепринятый выход для старинных разорившихся родов, ultimo ratio regum. Речь шла, естественно, не о «последнем доводе королей», не о каком-то вооруженном нападении, а просто о браке по расчету, который, в соответствии с нашими принципами, тут же превращался в брак по любви с наследницей, желательно единственной, какого-нибудь состоятельного папаши, разбогатевшего на торговле шерстью, нефтью или сталью. Для Жан-Клода и Анны-Марии, и даже для Вероники, едва достигший восемнадцати лет, мы подыскали кандидатов и кандидаток, которые, не усложняя нашей жизни, способны были бы и как-то помочь нам в наших делах, и подбросить средств на новую черепицу в замке взамен прохудившейся. К сожалению, этот прием, так хорошо срабатывавший на протяжении веков, перестал быть эффективным. А жаль! Жан-Клод корчился от смеха, Вероника слегка улыбалась с оскорбленным видом, а Анна-Мария пускалась в самые невероятные амурные приключения, не имеющие никаких брачных перспектив. Даже уже и дедушка не верил в эту традиционную и давнишнюю систему, в которой он был воспитан. Только тетушка Габриэль не переставала удивляться, насколько же все изменилось по сравнению с известными ей правилами, против которых, кстати, она активно боролась многие годы. Дама-благотворительница из Плесси-ле-Водрёя окончательно возобладала в ней над парижанкой с улицы Варенн. Забытыми оказались и нововведения в области искусства, к которым она приложила руку. Забытыми? Нами — может быть. И даже, может быть, ею. Но вот картины художников, которым она помогала, оказались в музеях, стихи поэтов — в учебниках, а произведения ее друзей-композиторов стали исполняться почти наряду с классическими на концертах, доходы от которых поступали в религиозные учреждения, шли на благотворительные цели. Тетя Габриэль превратилась а ревниво соблюдавшую предписания среды старушку с абсолютно белыми волосами и черной шелковой ленточкой на шее, и молодые люди искренне недоумевали, когда какой-нибудь элегантный или просто вежливый старик сообщал им, что эта дамочка преклонных лет когда-то предавалась своего рода революционным нововведениям. Однако фамилия ее и имя стали появляться в книгах воспоминаний, в каталогах торговцев картинами, в трудах по истории музыки и кино. В тот самый момент, когда она навсегда вписалась, наконец, в круг семьи и утвердилась в самой строгой традиционности, мы с некоторой долей стыда увидели, что из всех представителей нашей семьи только она оставила после себя тоненький след таланта, а то и тень гениальности, смело и очаровательно приоткрыв маленькую дверь, ведущую за кулисы истории.

Ах, молодежь… молодежь. Никто уже не думал о тетушке Габриэль, разве что, как это ни парадоксально, какие-нибудь любители старины и архивов прошлого. А блистать стало имя Анны-Марии. Сперва скромно. Его можно было прочесть напечатанным мелкими буквами в газетах «Франс-Суар» и «Комба», да еще на афишах на Елисейских Полях. Имя это еще не утвердилось в коллективной памяти зрителей. Но молодые люди-фанаты уже повторяли его. Как вы уже догадались, Анна-Мария, согласно действовавшим тогда правилам, стала сниматься в кино.

Не только ее прадедушка, но и бабушка, и отец, не боявшиеся общественного мнения, не очень-то одобряли такой выбор профессии. А началось все довольно случайно, с предложений, ни к чему не обязывавших, после минутного ее появления в короткометражном фильме о конских скачках. Продолжением были крохотные роли в фильмах Жака Боккера и Марселя Карне, затем немногим более серьезная роль в фильме Рене Клера. И вдруг из Италии и из Америки поступили довольно лестные предложения в виде телеграмм бесконечной длины, пришедших в Плесси-ле-Водрёй и стоивших, наверное, огромных денег. Росселини как-то приметил ее не то во «Флоренции», не то в «Джиммиз». Семья тут же повторила требование, предъявленное когда-то Полине. Анне-Марии пришлось сменить фамилию и взять для кино ставший вскоре известным псевдоним, который я, выполняя предсмертную волю дедушки и тети Габриэль, вам не открою. Полагаю, впрочем, что многие из вас уже угадали его. На протяжении десяти или пятнадцати лет, до появления новой волны, ее известность, знаменитость, а потом и слава росли из года в год. Нынче все, даже те, кто не знает нашей фамилии, отлично помнят звучные пять слогов, составлявшие псевдоним Анны-Марии, к которому семейство или то, что от него осталось, относится с презрением, но одновременно и с легкой примесью удовлетворенного тщеславия и скрытой гордости.