— У меня никогда не возникало даже сомнений на этот счет!
— Неправда, сомнения у вас возникали. Но вот какой-либо спасительной лазейки вам обнаружить не удалось. Поэтому вам и не остается ничего другого, как обманывать себя пустыми словами.
— Да вы… вы низкий субъект! — Нонака вскочил. — Попробуйте повторить ваши слова в присутствии господина командира батальона.
— Зачем же? Это ни к чему. Я всего лишь подпоручик… В отличие от вас офицером стал не потому, что горел желанием взять на себя великое бремя ответственности за судьбы «священной империи»… Для меня офицерская служба просто способ выжить в военное время. Надеялся вытащить счастливый жребий, получилось иначе. Ставил на красное, вышло черное… Я не один такой здесь… И на Окинаве тоже были такие…
— Замолчите! — загремел Нонака.
Кагэяма усмехнулся.
— Да разве вы можете заставить меня замолчать? — Он тоже встал. — Демонстрируйте свою готовность сложить голову за империю перед солдатами! И не на словах, господин подпоручик! Скоро представится случай убедиться, как вы умеете воевать на деле, не на словах.
— В чем дело, господа? — к ним подошел поручик Дои.
Побледневший Нонака повернулся к нему.
— Подпоручик Кагэяма позволил себе непатриотические высказывания, и я…
— Непатриотов среди нас нет! — примирительно улыбнулся Дои, взглянув на Кагэяму. — Правильно я говорю, подпоручик? Или, может быть, вы… э-э… в некотором роде… пацифист?
— Единственное, на что я способен в настоящее время, это командовать взводом в бою. На большее у меня нет ни прав, ни талантов… — сказал Кагэяма.
— Мне кажется, вы несколько ошибочно оцениваете обстановку, — Дои погладил усики, которыми очень гордился. — Япония не так истощена, как вам представляется. Да, линия фронта сократилась, потеряна Окинава, речь идет о боях на территории Японии. Да. Но это продиктовано стратегическими расчетами. Посмотрите сами, противник не спешит приблизиться к японским островам. Недаром коммуникации его растянуты, а главные силы нашей армии, находящиеся в Японии, в отличной форме! И да простятся мне эти слова, но жертвы, понесенные на Тихоокеанском театре, всего лишь, как говорится, один волосок со шкур девяти волов… Вы понимаете?
«Похоже, он верит в то, о чем говорит», — мелькнуло у Кагэямы. И тотчас пропала охота опровергать эти оптимистические выкладки.
— Так точно, понимаю! — ответил он.
— Что именно, подпоручик? — спросил Нонака.
— Что мне суждено сложить здесь голову! — Кагэяма в упор посмотрел на опешившего офицера и добавил: — И вам тоже, подпоручик Нонака!
Портной Мимура тихонько сказал Ясумори:
— Скоро, кажется, бои начнутся в самой Японии… В самой Японии! А?
— Ну и что?
— А мы, с нами что будет?
— Как-нибудь образуется!
Что бы ни случилось с государством и вселенной, были бы только деньги, и человек всегда сумеет устроиться — так думал этот красивый, светлокожий парень. Он помнил, о чем, понизив голос, остерегаясь чужих ушей, но тем не менее уверенно говорил отец: если только удастся сохранить тайные коммерческие связи с режимом Чан Кай-ши, то чем бы ни кончилась война, разорения можно не опасаться. Подлинный, настоящий противник — и для японцев, и для Чан Кай-ши, и для Америки — это «красные»: свои, японцы, и чужие, за рубежом… Так говорил отец. Поэтому Ясумори оценивал происходящее совсем с других позиций, чем Мимура, которому к сорока годам кое-как удалось открыть «собственное дело» — крохотную мастерскую.
— Говоришь, образуется?.. — переспросил Мимура. Он выглядел озабоченным, у него дрожал голос. — Даже если нас побьют, даже если обдерут как липку… — Мимуру больше всего пугало, что в случае поражения Японии он разорится.
— Побьют?! Как ты смеешь так говорить?.. — к ним повернулся Тэрада.
— Не ори! — растерялся Мимура. — Конечно, нас не побьют. Я просто так предположил, на минуту…
— Нет, ты скажи, как это «нас побьют»! — Ясумори кипел от негодования.
— Даже предположить такое может только враг!
— Это кто же здесь враг? — вмешался Тасиро. Краска бросилась ему в лицо. — Вполне понятно, что каждый беспокоится о своих делах. Здесь мы все такие, как ты, Тэрада, — твоя семья живет себе припеваючи на государственное жалованье… Или взять Ясумори — ему одних процентов с капитала хватает!
— Ну и что?
— А ничего…
Тасиро запнулся. Когда его брали в армию, мать устроилась поденщицей сортировать уголь на шахте. «Обо мне не тревожься, ступай спокойно! — сказала она на прощанье. — Здоровье только береги да веди себя тихо-смирно. Мне бы только знать, что ты жив и здоров… А мама все снесет, все перетерпит…» Тихо-смирно… А он возражает старослужащим, уже получил нахлобучку… А ведь ефрейтор Кадзи всячески подавал ему знаки: «Молчи, не спорь!» Но если он будет все время молчать, нахалы, вроде Тэрады, еще выше задерут нос.
Тасиро взглянул на Наруто, ища поддержки. Тот держал в огромных ручищах книжицу полевого устава и, двигая губами, силился, как видно, запомнить наизусть замысловатые фразы.
— Что, Тасиро, скис! — поддразнил Ясумори. Рядом с Тэрадой он чувствовал себя в безопасности.
Тэрада все больше входил в раж.