Условия человеческого существования

— Оплату рабочих мы улучшили, сменные графики выхода показывают, что не зря. А вот с производительностью труда у нас неважно. Почему они плохо работают, а, Кадзи? В чем причина, ну-ка?

Кадзи заметил торжество на лице Окадзаки. Откровенное торжество и злорадство. «Попался, голубчик! — говорил его взгляд. — Тебя же предупреждали!»

— Господин Окидзима, а частично и господа контролеры участков считают, что рабочим достаточно заработать себе на похлебку, как у них пропадает интерес к работе. Но я с этим не согласен.

— Господин Кадзи считает, — вмешался Окидзима, — что с этой инертностью рабочих мы будем сталкиваться до тех пор, пока не ликвидируем систему подрядов. Такова его точка зрения, и я не могу сказать, что абсолютно с ним не согласен.

— Сдвиги уже есть, хоть и небольшие, — начал Кадзи, и директор одобрительно кивнул ему. — Дайте немного времени, и дело покажет…

— Я-то могу дать вам время, мне легко. Война не дает! Поэтому я и требую форсировать решение всех этих ваших проблем.

Кадзи умолк. Да, война не ждет. Все дело в этом.

— Да, война не ждет, — сказал Кадзи. — Возможно, рабочие-китайцы знают это не хуже нашего.

Как это понять?

Кадзи исподлобья взглянул на директора. Что тут понимать? Тысячи мужчин погибли на этом острове, тысячи женщин по всей Японии оплакивают их гибель. Этот чиновник не дал себе труда поразмыслить, почему так получилось, где ж ему думать о трагедии китайского народа, которая в сотни раз страшнее этого военного эпизода! И он хочет добиться успехов под лозунгом: «Отомстим за героев острова Атту!»

— Я не вижу причин, по которым рабочие-китайцы могли бы желать нам победы в войне. Конечно, некоторые сотрудничают с нами и живут в свое удовольствие, есть и другие — они покоряются силе по принципу «плетью обуха не перешибешь»… Но есть, по-видимому, и третьи… И подобно тому, как на маньчжурской земле не прививается культ нашей великой богини солнца — Аматерасуомиками, хоть мы его сюда и пересадили, так не можем мы заставить китайцев работать на нашу…

Окидзима под столом лягнул Кадзи. Кадзи осекся.

— Меня не интересуют ваши подозрительные идеи, — раздраженно бросил директор. — Я хочу знать, как вы собираетесь повысить производительность труда.

Кадзи молчал.

— Ну?

Кадзи продолжал молчать. Завтра директора Лаохулинского рудника ожидал неминуемый нагоняй за невыполнение месячного плана добычи. Молчание Кадзи вывело его из терпения. Он взорвался:

— Так что же, нет предложений? Если вы не способны ни на что, признайтесь честно по крайней мере!

Кадзи повернулся к директору и в упор посмотрел на него. Окидзима ухмылялся. Наконец Кадзи заговорил:

— Если время не терпит, остается прибегнуть к испытанным мерам. Нагнать рабочих каких попало, откуда попало, лишь бы побольше и заставить их работать под кнутом. Но это недостойный способ, глупый способ, хотя кое-кого он даже обрадует.

— Мне безразлично, глупый или неглупый! Мне дайте план, а не способ. Действуйте! — рявкнул директор.

На этом и закончилось это нелепое совещание. Все встали и потянулись к двери. Директор окликнул Кадзи и Окидзиму.

— Не подумай, старина, что я не вижу и не ценю твоих стараний, — сказал директор миролюбиво. — Ну что ты такой недовольный? Я отлично понимаю, что решение твое умное, замечательное решение. Вы поставили на ноги отдел рабочей силы — и это ваша заслуга, друзья. Я ценю вас, я понимаю ваши трудности. Но поймите и вы меня! На мне лежит огромная ответственность. Ведь война не ждет!

Окидзима, глядя в сторону, выпустил огромное кольцо дыма. Кадзи холодно ответил:

— Никак не ожидали, что удостоимся вашей похвалы.

Директор терпеть не мог внезапных перемен в поведении Кадзи, его холодной учтивости. Он понимал, что это попросту откровенное выражение презрения к нему, директору. Но Кадзи он все прощал. Кадзи дельный человек, надо только уметь заставить его работать.

18

— Что тебя сегодня прорвало? На предприятии, которое только и живет войной, пускаться в философию! Совсем спятил! — выговаривал Окидзима по дороге из конторы.

— Но ведь факты, факты, Окидзима. Платим лучше, прогулов почти не стало, а трудятся-то они по-прежнему спустя рукава. И дело тут вовсе не в их бродяжнических наклонностях, на которые упираешь ты с Окадзаки. Ну и это тоже есть, допустим. Но главное — в другом. Война несправедливая — вот в чем дело! Не нужна им эта война, вот они и не хотят на нее работать.

— Ну ладно, давай начистоту. А что это, наша война, моя, твоя? Нет же! Честно говоря, мы тащим ее на своем горбу, потому что понимаем — никуда от нее не денешься…

Кадзи подкинул ногой камешек и промолчал.

— А тебе надо быть поосторожнее — как бы не угодил ты со своим языком куда-нибудь…

— Ну а как ты сам в глубине души относишься к этой войне?

— А никак, — ответил Окидзима. — Я человек обыкновенный, в меру порядочный, в меру озлобленный. Из таких, которые хотят выжить.

— И меня хочешь на это настроить?

— Представь себе — нет. Правда, очень уж ты заботишься о чистоте своей шкуры. На всякий случай запомни: гладкошерстные лошади на дальних маршах быстрее сдают.