Читаем Услышь нас, Боже полностью

Возвращаемся на борт у танкерного причала, все цвета (и все запахи) на воде: вокруг корабля что-то похожее на песчаные дюны в Хойлейке, но еще более голые и пустынные, больше похожие на терриконы в каком-нибудь валлийском шахтерском городке или на худшую из пустынь в мексиканском штате Сонора, и мачты трех мелких фрегатов, маленьких фрегатов, словно потерпевших крушение, торчат над невысокими скалами – мерзость запустения. Нефтехранилища, два церковных купола, как в Порт-о-Пренсе, едва видны над крышами сине-серо-бурых безликих глинобитных домов с черными прямоугольниками окон.

Вход в гавань Кюрасао – зрелище, поистине впечатляющее. Хансу Кристиану Андерсену понравился бы этот город. Ощущение моря и кораблей на Кюрасао велико как нигде, разве что за исключением Ливерпуля.

С места нашей стоянки видны еще десять судов: аргентинское, британское, костариканское, норвежское, греческое и т. д. – на фоне нефтеперерабатывающих заводов (заводских труб). Полное ощущение, что ты в Детройте, а не на далеком вест-индском острове, под акварельным дождливым небом, с редкими пятнами зелени. «Таверна» – Австралия? Судно английское. «Рио Атуэль» – Аргентина. «Матильда» – неясно. Возможно, Венесуэла. На топливной цистерне – маркировка панамериканской компании.

«Далфёун» – Ставангер (Норвегия); «Ягнер» – Гётеборг (Швеция); «Клио» – Кюрасао; «Платон» – Кюрасао; черепичные крыши на набережной. Verboden te ankeren[48]; торговый дом «Мадуро и сыновья»; «Юпитер» – Амстердам. «Князь горцев»; «Матросский приют»; «Каса Коэн»; клуб «Gezelligheid»[49]; фотоателье «Кристалл»; «Утешение корабела»; бакалея; Г. Трост, Joyeria[50].

Нелепая массовая физзарядка на борту норвежского танкера: по длинным корабельным мосткам бегают люди в спортивных трусах – что, наверное, разумно.

Сразу с ужасом вспоминается школьная дисциплина, хождение парами; я пытаюсь представить себе жизнь на нефтяном танкере: чистейший стерильный кошмар, чуть ли не хуже (как представилось на миг), чем погибель и триппер на кораблях в бытность Мартина моряком…

…На борт доставляют письмо, вызывающее у меня сильное беспокойство: брат пишет, что мама серьезно больна. Дома, в Англии. Я все же надеюсь ее увидеть, впервые за 20 лет. В последний раз мы с ней виделись на станции Рок-Ферри в Беркенхеде (где Натаниэль Готорн служил консулом), когда она провожала меня на поезд до Лондона. Куда, она думала, я уезжаю? Куда я уехал? И больше не возвращался. Но хотя бы писал, регулярно, как редко когда писал для себя.

Выходим из Кюрасао…

Frère JacquesFrère JacquesDormez-vous?Dormez-vous?Sonnez les matines!Sonnez les matines!

Вход – теперь выход – из гавани Кюрасао со стороны Венесуэлы: последний взгляд на парящий понтонный мост, непосредственное ощущение характерной оригинальности этого места.

Теперь – пустынное побережье; маленькая лагуна с крошечной церковкой справа от входа, чуть дальше – холм бурого цвета, еще дальше – холм винно-бордовый, а еще дальше – лиловый.

Единственный домик.

На крайнем правом фланге (если смотреть в сторону порта) виднеются зловещие цистерны цвета свинца или потемневшей стали, каждая – с крошечной точкой посередине (тень на одной, будто тень человека), похожие на отпиленные стволы пушек, под ними стоят нефтяные танкеры, «где козы носят зеленые очки, чтобы съесть вместо травы утреннюю газету»… Замок и справа – отвесный обрыв, как в Монтане; еще несколько средневековых замков возвышаются меж нефтяными резервуарами, маленькая лагуна с парусными судами, переходящая в некое подобие диких йоркширских болот…

Небольшие тенистые острова на закате; скальные образования, напоминающие Стоунхендж.

Последнее зрелище: три одинокие бругмансии на длиннющей песчаной косе.

Реакция на величественный закат.

…развязка…

1 декабря… Ситуация изменилась на прямо противоположную: теперь уже Мартину, раздобывшему на Кюрасао выпивку, хочется пригласить шкипера на аперитив. Мартин купил ящик рома всего за 20 долларов, спасибо шкиперу за наводку. «Почему не два ящика, месье? Я сам возьму два или три, по такой-то цене». Почему нет? Потому что Мартин не хотел предстать человеком, которому нужно два ящика рома. Как он ошибался! Как прав был шкипер. Ему уже страшно представить себе, что будет, когда закончится этот ящик, ведь второго-то у него нет, – шкипер все понимает и благородно отказывается от предложенного угощения. Тем не менее Мартин, у которого тоже есть повод тревожиться о матери, не хочет использовать ее как предлог, чтобы напиться. Подобное оправдание, хоть и вполне обоснованное, представляется в такую минуту наигрязнейшей уловкой.

…Развязка!..

Другие пассажиры.

Венгр из Нуэва-Мордида сел на корабль в Колоне. Я застал его в кают-компании за беседой с сальвадорцами. Они говорили по-испански, думали, я не пойму:

«И кто же вас выгнал?»

«Полиция».

«За что?»

Венгр разводит руками и отвечает, понизив голос, когда я подхожу:

«Ни за что».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды – липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа – очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» – новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ханс Фаллада

Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века
Убийство как одно из изящных искусств
Убийство как одно из изящных искусств

Английский писатель, ученый, автор знаменитой «Исповеди англичанина, употреблявшего опиум» Томас де Квинси рассказывает об убийстве с точки зрения эстетических категорий. Исполненное черного юмора повествование представляет собой научный доклад о наиболее ярких и экстравагантных убийствах прошлого. Пугающая осведомленность профессора о нашумевших преступлениях эпохи наводит на мысли о том, что это не научный доклад, а исповедь убийцы. Так ли это на самом деле или, возможно, так проявляется писательский талант автора, вдохновившего Чарльза Диккенса на лучшие его романы? Ответить на этот вопрос сможет сам читатель, ознакомившись с книгой.

Квинси Томас Де , Томас де Квинси , Томас Де Квинси

Проза / Зарубежная классическая проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Проза прочее / Эссе