Читаем Услышь нас, Боже полностью

После обеда джунгли выглядят как гигантское скопление шпината на горизонте, с редкими вкраплениями одиноких деревьев знакомого вида вроде тех, что растут в Уэстморленде, под ветреным пасмурным летним небом…

Последний шлюз.

Гатун.

Опускаемся на 26 метров в трехкамерном шлюзе.

«Гавайский банкир» – Уилмингтон, штат Делавэр – поднимается в шлюзовой камере, как из пучины Атлантики, вроде как восстает из могилы: американцы прекрасно проводят время на мостике.

И мы сами – тоже наблюдаем, счастливые, радуясь известию, что нас вовсе не разлучат.

Гигантские бетонные фонари, как на бульваре, травяные дорожки, маяк, очевидно на поле для игры в шары, солнце, яростно бьющее в землю; вдалеке – маленькое озерцо посреди джунглей, над которыми кружат стервятники, словно там собирается черная буря; отдельные невысокие пальмы на зеленой лужайке и прямо перед глазами – огромный корабль из Уилмингтона, штат Делавэр, медленно поднимается в шлюзе, заслоняя обзор; в других шлюзах другие суда поднимаются или, наоборот, опускаются, негры тянут канаты, пассажиры на палубах щелкают фотокамерами. По причалу снуют крошечные электрокары.

Где был Килрой, теперь стоит американское семейство, все в темных очках, весело машут руками (я тоже машу), дети сосут леденцы. На фоне неба болтается огромный крюк; три больших корабля на трех разных уровнях; маяк теперь в одиночестве, флаги полощутся на ветру, американский флаг и французский триколор; в поле зрения вновь появляется солнце, черные птичьи тучи, бетон, джунгли и озеро вдалеке; на прежде невинном уэстморлендском горизонте теперь сгущается чернота; маленькие трамвайные остановки на зеленой лужайке и канатная дорога вверху, вагончики из двух кабинок (и катушкой посередине), как аттракционы в парке развлечений – американские горки; стервятники неспешно возносятся в бурю над джунглями; повсюду носятся чайки: мы добрались до Карибского моря.

Вместимость спасательной шлюпки: 4 человека.

(Мартин принял это к сведению.)

По набережной возле шлюза, прихрамывая, ковыляет старый негр в макинтоше, пробковом шлеме и гетрах, держит в руках свернутый зонт – почему на каждой набережной обязательно есть свой прихрамывающий старик? Я.

А в последнем шлюзе ныряет одинокий баклан.

Оглядываясь назад – на Панаму – с Карибского моря, ты будто оглядываешься на большой парк развлечений с его аттракционами, даже маяки вносят свой вклад в иллюзию, напоминая английские спиральные горки.

Старое русло канала де Лессепса уходит в болота по правому борту, печальный памятник незавершенным проектам, хотя на самом деле все еще хуже.

Горячий дождь, кокосовые пальмы, пеликаны.

Прощание с Хароном; высадка лоцмана сразу после прохода через канал.

…Как бы ни выглядел Кристобаль с берега – не город, а дортуар, говаривал один мой друг (Дж. Л. Д.), – при взгляде с моря, под дождем, в три часа пополудни, это одно из тоскливейших мест на земле; по одну сторону гавани, на фоне джунглей, тянется ряд сиротливых унылых домов, сравнимых по архитектуре, вплоть до малейших деталей, с квадратными электрическими генераторами: жестяные крыши, стены, сложенные из какого-то желто-коричневого материала, то ли камня, то ли кирпича, желтая окантовка оконных проемов; в удивлении я направил бинокль на сам Кристобаль, где – хотя первым мне в глаза бросилось здание, вероятно, старинной испанской постройки, с арками, предполагающими аркады, – я с изумлением обнаружил точно такие же дома-генераторы, рядами вдоль набережной; обратив свой бинокль в ту сторону, где, как я думал – возможно, ошибочно, – виднелся Колон, я разглядел, что и он тоже полностью состоит из этих электрических генераторов, едва различимых сквозь серую морось; там не было ничего интересного, разве что газовый завод и вроде бы методистская церковь, и я опять стал смотреть на тот участок, где – как на мосту между Фэрхейвеном и Нью-Бедфордом – увидел те самые, первые генераторы и ведущий от них длинный щебеночный волнорез с тонким, как кость, маяком на краю – мыс Мансанильо, – где сейчас светит зеленый (или красный) фонарь. Скоро мы возьмем на борт других пассажиров и попрощаемся с мистером Хароном. «Увидимся не в Иерусалиме, а на Таити», – сказал он (что он имеет в виду и при чем тут Мартин?), выходя на палубу под дождем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды – липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа – очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» – новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ханс Фаллада

Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века
Убийство как одно из изящных искусств
Убийство как одно из изящных искусств

Английский писатель, ученый, автор знаменитой «Исповеди англичанина, употреблявшего опиум» Томас де Квинси рассказывает об убийстве с точки зрения эстетических категорий. Исполненное черного юмора повествование представляет собой научный доклад о наиболее ярких и экстравагантных убийствах прошлого. Пугающая осведомленность профессора о нашумевших преступлениях эпохи наводит на мысли о том, что это не научный доклад, а исповедь убийцы. Так ли это на самом деле или, возможно, так проявляется писательский талант автора, вдохновившего Чарльза Диккенса на лучшие его романы? Ответить на этот вопрос сможет сам читатель, ознакомившись с книгой.

Квинси Томас Де , Томас де Квинси , Томас Де Квинси

Проза / Зарубежная классическая проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Проза прочее / Эссе