Услышь нас, Боже

…и человек, сидящий на вышке в контрольно-диспетчерском пункте, глядит на модель шлюзов канала, электрифицированную модель, где регистрируется точная глубина каждого шлюза и движение каждого рычага, и таким образом видит – жуткая метафора современного мира, – что происходит в каждый отдельно взятый момент времени, возможно, видит даже меня, пишущего эти строки…

Огромная цепь, внезапно поднявшаяся из воды, не дает нам пройти слишком далеко вперед, а вода, бьющая вверх из отверстия на шлюзовом дне, заставляет нас подниматься со скоростью около метра в минуту, беззвучно и без приказов извне.

Нас ведут через шлюзы небольшие железнодорожные локомотивы на электрической тяге, не чета верблюдам Суэцкого канала – они называются «мулами» и крепятся к судну стальными тросами…

В целом же, джентльмены, вот что я имею сказать о Панамском канале: это поистине гениальное сооружение, я бы даже сказал, сооружение детского гения, что-то вроде романа – такого романа, который я, Сигбьёрн Уилдернесс, осмелюсь заметить, мог бы написать сам, и, может быть, я уже неосознанно пребываю в процессе написания книги, подбираясь к ней с двух сторон, что отличаются по характеру повествова ния и управляются разными законами, но все равно составляют единое целое, где с одной стороны громоздятся котельные и ремонтные цеха, а с другой – загородные клубы и отели, а джунгли повсюду, и одна сторона перенимает все худшие качества другой, в каком-то смысле подобной средневековому городу, и ты ожидаешь в любую минуту увидеть на пристани груды гробов или кареты скорой помощи, увозящие больных желтой лихорадкой, но видишь лишь небольшие железнодорожные локомотивы на электрической тяге, что называются «мулами» и крепятся к судну стальными тросами; и ведь все исправно работает, Боже правый, все так красиво, беззвучно работает, весь этот великолепный детский конструктор с его цепями, что поднимаются из воды, и высоченными стальными воротами, что открываются и закрываются совершенно бесшумно, послушные человеку, сидящему в контрольно-диспетчерском пункте над верхним шлюзом – между прочим, это я сам, тот диспетчер на вышке, который чувствовал бы себя совершенно комфортно, если б не знал, что над ним есть другой, высший диспетчер, сидящий в своей невидимой башне, где тоже имеется модель шлюзов канала, которая регистрирует точную глубину всего, что делаю я, и тот высший диспетчер видит все, что происходит со мной в каждый отдельно взятый момент времени, а что еще хуже: видит все, что еще только готовится произойти…

И наконец, джентльмены, справа по борту – Кристобаль, чьи здания стоят на бетонных сваях, чтобы, как пишет мисс Николей, перехитрить термитов, а это составляет интересный контраст с ножками коек в лессепсовской больнице, – там под ножки коек ставили миски с водой, чтобы защитить пациентов от ползающих насекомых, которые, вместо того чтобы ползать, плодились и размножались в этих мисках с водой, а после порхали с койки на койку, от одного человека к другому, обеспечивая таким образом непрестанный приток пациентов в лессепсовские больницы. Ибо таков путь развития цивилизации, и теперь мы имеем бетонные сваи в городе Кристобале и ряды клетушек с электрическим освещением, черной марлевой сеткой и деревянной отделкой, окрашенной в белый цвет, – вместо мисок с водой под ножками больничных коек, что само по себе было прогрессом в те времена, когда Кристобаль критиковали за слишком низкий процент смертности населения. Кстати, о мисках с водой: я уже и без подсказки понял, что здесь стакана воды не допросишься, будь то в Кристобале или Колоне (или даже Аспинвале). Хотя есть один интересный момент, о котором всетаки стоит упомянуть. В своей книге мисс Николей пишет, что завершение строительства Панамского канала прошло почти незамеченным. США отказались от планов провести военно-морской парад. Ведь Природа не шумит о своих победах, она трудится молча, а когда работа завершена, пусть результат говорит сам за себя. О чем следует помнить любому писателю!

Но я чуть не забыл об аспинвальском фонарщике на маяке. Вот здесь он и живет. Вернее, жил раньше. В воображении другого писателя: вон там, под горячим дождем, вон в том направлении, где никто не зажжет свет для нас, хотя в этом и заключался весь смысл работы бедняги-фонарщика на маяке в Аспинвале. Он обрел для себя новый свет и не сумел зажечь свет на своем маяке, фактически уснул на дежурстве, что недопустимо для всякого смотрителя маяка, даже настолько развитого духовно, чтобы обрести вдохновение в Аспинвале. И я призываю: узрите в воображении, сквозь этот горячий дождь, Аспинвальский маяк, прославленный знаменитым польским писателем Генриком Сенкевичем, чьи книги, возможно, ныне не продаются в Польше, но еще непременно будут продаваться и чей великий роман даже сейчас, как я слышал, экранизируют в Риме, с огромным размахом и многотысячной массовкой – через несколько лет этот фильм, несомненно, увидят в Америке, потому-то я считаю уместным обратиться к американцам, ведь канал их – увидят, может быть, не впервые, но впервые по столь доступной цене за билет в кинотеатр, в диапазоне, осмелюсь предположить, от доллара и 25 центов до двух долларов и 40 центов, то есть чуть меньше английского фунта. Этот масштабный проект, предпринятый как дань уважения Генрику Сенкевичу, наверняка поразил бы и мистера Патерсона, шотландца и основателя Английского банка, человека, который начал свой жизненный путь скромным бродячим торговцем и первым задумал Панамский канал… Цены указаны с учетом НДС. И вы, конечно же, знаете, о какой книге я говорю:

QUO VADIS?[42]