Услышь нас, Боже

– Да, Драмголд! Да! И поэтому я иногда сомневаюсь, точно ли я человек. Ta dty lhiasagh dty ghoarn![92]

– Твоя награда в твоих руках…

Коснахан поднял упавшую на тротуар книгу и, украдкой глянув в сторону официанта, выскользнувшие из нее бумаги. Поправил суперобложку и, напустив на себя важный вид, принялся рассматривать фото на тыльной ее стороне; там было то же лицо, что сейчас отражалось в оконном стекле, только без выражения угрюмой паники. Человек на снимке казался счастливым – вот верное слово – и выглядел гораздо моложе, хотя фотография сделана всего полтора года назад. «Сингапурский ковчег». Не самое удачное название. Артур мог бы придумать что-нибудь поинтереснее. На лицевой стороне супера был изображен капитан торгового судна, с отвисшей от изумления челюстью, так что трубка у него вывалилась изо рта – и неудивительно! – ведь на палубе прямо под капитанским мостиком, над которым летели белые брызги пены, стоял здоровый молодой слон. Вокруг парохода вздымались штормовые волны…

Коснахан вгляделся в лицо на фотографии. Его немного смущало ощущение разницы между снимком и оригиналом, когда сам себя не узнаешь. Ему даже стало как-то не по себе под пристальным взглядом человека на снимке. Как будто это не он, а молодой Эмануэль Сведенборг[93] или кто-то другой, в более легком и радостном настроении. Однако нынешним вечером Коснахан не сумел заново ощутить счастливый настрой, что пронизывал этот кадр, и соотнести себя с человеком, изображенным на снимке, – моложавым мужчиной лет тридцати пяти, загорелым, подтянутым, в одних плавках, под руку с красивой, веселой, немного растрепанной девушкой в шортах и майке. Девушка улыбалась и держала перед камерой усатого кота, очень похожего мордой на Теодора Рузвельта… Чета Коснахан на острове Нантакет, было написано под фотографией, с Молчаливым Лимоном.

Опубликовано в издательстве «Артур Уайлдинг и К». Продано более 30 000 экземпляров. Так было указано на клапане суперобложки.

Это тоже была идея Артура – с фотографией на обложке, – размышлял Коснахан, и снимок Артур сделал сам, и он же дал имя их тогда еще безымянному новому коту. В тот раз, когда прилетел на уик-энд на Нантакет, чтобы помочь им с Лави вычитать гранки. В полночь, борясь с последствиями ошибочного решения, что датское пиво не даст им уснуть, Коснахан сказал: «Бога ради, давай почитаем что-нибудь другое кого-нибудь другого!» – и Арт не глядя схватил с полки книгу, какую-то старую биографию, и замогильным голосом прочел вслух: «В молодости мне частенько попадался на глаза траурно-черный парик герцога Брауншвейгского: он тащился по узким коридорам ночных ресторанов, среди горячих запахов газа, пачулей и пряностей. У Биньона на одном из диванов передо мной предстал Молчаливый Лимон, пожиравший гусиный паштет…»[94]

Именно в эту секунду через полуоткрытое окно в дом проник тогда еще безымянный кот, прыгнул прямо на плечо Артура и с тех пор стал называться Молчаливым Лимоном.

И теперь Коснахан вдруг затосковал по коту. Где он сейчас, чем занимается? Может быть, именно в эти минуты – хотя затруднительно рассчитать разницу во времени с Нантакетом – он перекусывает перед ужином, прежде чем провести ежевечерний осмотр швартовых канатов на пристани и заскочить в «Таверну на топях», хотя они с Лави частенько выдумывали для него специальные кошачьи заведения вроде баров «Коготок», или «Крысобой», или даже Мяузея современного искусства, когда им представлялось, что он совершал дальние походы до самого Нью-Йорка. Или, может быть, Молчаливый Лимон, считавший себя котом Лави и преданный ей беззаветно, последовал за ней в летний театр, где она играет в нынешнем сезоне, очаровал всю театральную труппу и даже получил роль в спектакле.

– Успех! – Коснахан раскурил трубку.

Было в этом изначально что-то неправдоподобное и пораженческое, как будто – тут ему вспомнился сон, приснившийся прошлой ночью, – все три сезона спектакля каким-то образом уместили в один субботний утренник. Но штука в том, что за полгода продажи «Сингапурского ковчега» так и не вышли за пределы обозначенных тридцати тысяч, причем бóльшая часть экземпляров была продана в первые несколько месяцев и в основном – в самые первые недели. Подобный успех, напоминавший этакое землетрясение, которое, пока ты успеваешь привыкнуть к грохоту и редким ударам, уже затихает, сменяется дрожью и мелкими толчками, вероятно, был для Артура рутиной. Но не для Коснахана. Его работа полностью остановилась. С тех самых первых недель после выхода книги он не написал ни строчки.