Услышанные молитвы. Вспоминая Рождество

Когда я заполнил анкету – вопросы в ней были самые обычные (возраст, адрес, род занятий, семейное положение), дочь Дракулы удалился с листочком в кабинет начальства. Пока его не было, в приемную вошла девушка, пухловатая, но чертовски привлекательная, юная boule de suif[28] с круглым сливочно-розовым личиком и жирным бюстом в тесном лифе летнего розового платья.

Она присела рядом на скамейку, сунула в зубы сигарету и обратилась ко мне:

– Ну и?

Я ответил, что если ей нужны спички, то я ничем не могу помочь, так как бросил курить.

– Я тоже. Это я для виду просто. Ну и где Бутч? Вот что я имела в виду. Бутч! – крикнула она и поднялась, чтобы обнять вернувшегося секретаря.

– Мэгги!

– Бутч!

– Мэгги!

Наконец секретарь пришел в себя.

– Ах ты сучка! Где пять дней пропадала?!

– Неужто соскучился по Мэгги?

– Да причем тут я? Вот твой старикан из Сиэтла – тот да, соскучился. Ой, вей, он тут в четверг всех на уши поставил, когда ты его продинамила!

– Ах, ну надо же. Извини, Бутч.

– Так где ты была? Я дважды ходил в гостиницу, звонил раз сто! Могла бы и предупредить…

– Ну, прости, Бутч! Видишь ли, тут такое дело… Я замуж вышла.

– Замуж?! Мэгги!

– Ой, не пугайся так, Бутч. Ничего серьезного. Делу это не помешает.

– Даже не представляю, что скажет мисс Селф.

Наконец он вспомнил про меня.

– Ах да, – процедил он, словно бы стряхивая с плеча соринку. – Мисс Селф ждет вас в своем кабинете, мистер Джонс. Мисс Селф, – объявил он, открывая дверь в кабинет, – это мистер Джонс.

Она была похожа на Марианну Мур – кряжистую, онемеченную фроляйн Мур. Узкий ее череп обрамляли седые косы хаусфрау, косметики на лице не было, а костюм из синей саржи напоминал форму тюремной надзирательницы. Словом, роскошь была столь же чужда этой леди, сколь и самим ее владениям. Вот только… на ее запястье я заметил золотые овальные часики с римскими цифрами. У Кейт Макклауд были точно такие же – подаренные Джоном Кеннеди, из лондонского магазина «Картье», где они стоили тысячу двести долларов.

– Садитесь, пожалуйста. – Голос у нее был скромный, будто чайная чашка, но кобальтовые глаза сверкали холодной сталью, как у заправского гангстера-душегуба. Она взглянула на часики, плохо вязавшиеся с ее неэлегантным обликом, и сказала: – Составите мне компанию? Скоро уже шесть.

С этими словами мисс Селф извлекла из ящика письменного стола две рюмки и бутылку текилы – прежде я этого напитка не пробовал и вряд ли когда-нибудь полюблю.

– Вам понравится, – сказала она. – Ядреная штучка! Мой третий муж был мексиканец. Давайте сразу к делу. – Она постучала пальцем по анкете. – Скажите, у вас есть опыт? Вы этим уже занимались – профессионально?

Вопрос был интересный; я задумался.

– Не то чтобы профессионально… Но мне не впервой зарабатывать этим на жизнь.

– Значит, опыт есть. Выпьем! – Она резво опрокинула в себя целую рюмку текилы. Поморщилась. Содрогнулась. – Buenos Dios[29], забористая какая! Забор-ристая! Ну, давайте, не стесняйтесь. Вам понравится.

Текила была на вкус как бензин с отдушкой.

– А теперь я вам расскажу без прикрас, как тут все устроено, Джонс. Мужчины среднего возраста – это девяносто процентов нашей клиентуры, и половина из них – со странностями. Так что если вы думали работать исключительно жеребцом-натуралом, можем сразу попрощаться. Смекаете?

– А то!

Она подмигнула и налила себе еще рюмку.

– Скажите, Джонс, у вас есть табу? То, чего вы не станете делать ни при каких обстоятельствах?

– Я не принимаю. Только подаю. Но не принимаю.

– Фот как? – Тут я услышал в ней немку. Акцент был едва заметный, как легкий флер одеколона от видавшего виды платка. – Из моральных соображений?

– Нет. Геморрой.

– Как насчет садо-мазо? Фистинг?

– Что, все сразу?

– Да, милый. Кнуты. Цепи. Сигареты. Фистинг. Все в таком духе.

– Пожалуй, это не мое.

– Фот как? Ну теперь-то – из моральных соображений?

– Я не приемлю жестокости. Даже если она приносит кому-то удовольствие.

– Вы никогда не бывали жестоки?

– Этого я не говорил.

– Встаньте, – скомандовала она. – Снимите пиджак. Повернитесь. Медленней. Жаль, ростом вы не вышли… Фигура хорошая. Живот подтянутый. Как у вас с размером?

– Никто не жаловался.

– Здешняя публика может оказаться более взыскательной. Видите ли, первым делом они всегда спрашивают, большой ли у работника член.

– Хотите взглянуть? – спросил я, положив руку на ширинку моих распродажных брюк.

– Попрошу без грубостей, мистер Джонс. Со временем вы поймете, что я не грубый человек, хоть и церемониться не привыкла. Садитесь, – сказала она, наливая нам обоим еще текилы. – До сих пор вопросы задавала я. Вы, наверное, тоже хотите что-нибудь узнать?

Мне хотелось узнать историю ее жизни. Редко люди вызывают во мне столь моментальное любопытство. Кто она – беженка из гитлеровской Германии, ветеран знаменитой гамбургской Репербан, успевшая эмигрировать в Мексику до начала войны? Возможно, заведение и вовсе ей не принадлежит, ведь в Америке почти всеми борделями и секс-кафе владеет мафия, а «хозяек» и патронесс они держат лишь для вида.