Услышанные молитвы. Вспоминая Рождество

После того случая Одд Гендерсон меня не трогал. Он стал донимать другого мальчика, своего ровесника – «Белку» Макмиллана. На следующий год директор школы за плохие оценки и поведение запретил Одду посещать занятия, и он всю зиму проработал на молочной ферме. Последний раз мы виделись незадолго до того, как он уехал на попутках в Мобил, где устроился матросом в торговый флот и исчез. Через год после нашей последней встречи меня, бедолагу, отправили учиться в военную академию, а через два года скончалась моя подруга. Значит, дело было в 1934-м.

Помню, мисс Соук вызвала меня в сад; она пересадила цветущий куст хризантем в жестяное корыто и хотела, чтобы я втащил его на крыльцо. Корыто оказалось тяжелее сорока толстых пиратов, честное слово! Мы с ней пыхтели, пытаясь сдвинуть его с места, а мимо по дороге шел Одд Гендерсон. Он замер у садовой калитки, потом открыл ее и сказал: «Позвольте вам помочь, мэм». Жизнь на молочной ферме пошла ему на пользу: он окреп, руки у него стали мускулистые, жилистые, а ярко-рыжие волосы потемнели. Он поднял корыто легко, как пушинку, и переставил на крыльцо.

Моя подруга сказала:

– Премного вам благодарны, сэр. Помогли по-соседски!

– Не за что, – ответил Одд, не удостаивая меня даже взглядом.

Мисс Соук срезала с клумбы несколько самых роскошных цветов.

– Отнеси маме, – сказала она, вручая их Одду. – И передавай ей от меня горячий привет.

– Спасибо, мэм. Передам.

– Ах да! – крикнула она ему вслед, когда он вышел на дорогу. – Поаккуратней с ними! Львы все-таки…

Но Одд ее уже не слышал. Мы вместе проводили его взглядом до поворота: он и не догадывался, каких опасных нес зверей, а хризантемы в его руках полыхали, рычали и ревели на фоне зеленоватых сумерек.