– Ну, чего язык проглотили? Наверняка вас интересуют условия сотрудничества. Стандартная плата за ваши услуги – пятьдесят долларов в час. Половину вы отдаете мне, все чаевые остаются вам. Разумеется, некоторые услуги стоят дороже. Иногда вы будете получать в разы больше. За каждого нового клиента или сотрудника, которых приведете вы, положена премия. Далее. – Она наставила на меня пистолетные дула своих черных глаз. – Вы обязаны соблюдать некоторые правила. Никаких наркотиков. Спиртным тоже не злоупотребляйте. Ни при каких обстоятельствах не связывайтесь с клиентом напрямую – все заказы проходят через контору. Сотрудникам категорически запрещено проводить с клиентами свободное время. Если вы хоть раз попытаетесь договориться с клиентом о личной встрече, мы с вами сразу расстанемся. За любую попытку шантажировать или опорочить честь клиента предусмотрена суровая кара – простым расставанием дело не обойдется.
Ага, стало быть, эту паутину в самом деле плетут черные сицилийские пауки.
– Я понятно выражаюсь?
– Более чем.
Тут в кабинет заглянул секретарь.
– Звонит мистер Уоллес. Очень срочно. По-моему, вдрызг пьян.
– Твое мнение нас не интересует, Бутч. Соединяй. – Она тут же сняла трубку одного из телефонов. – Мисс Селф слушает. Как вы, сэр? Я думала, вы в Риме. Как откуда знаю? Из газет. В «Таймс» писали, что вы посетили Рим и были на аудиенции у Папы. О, вы совершенно правы:
Она долго и пристально смотрела на меня, затем сказала:
– Мистер Уоллес – очень ценный клиент. – Снова долгий взгляд. – Разумеется, это не настоящее его имя. Всем нашим клиентам мы даем псевдонимы. И сотрудникам тоже. Вы Джонс. Мы будем называть вас Смит.
Она вырвала из блокнота листок, скомкала в шарик и бросила мне.
– Полагаю, вам это по зубам. Здесь вряд ли дойдет до… физической близости. Скорее, вам придется побыть… нянькой.
Я позвонил в номер мистера Уоллеса по мерзотному золоченому телефону, что стоят в вестибюле «Плазы». Ответила собака – на другом конце раздался грохот слетевшей трубки, за которым последовал могучий церберский лай.
– Хе-хе, это всего лишь мой песик, – пояснил голос с южным говорком. – Как телефон затрезвонит – тут же бежит трубку снимать. Ты из конторы, парень? Ну, подымайся.
Едва клиент открыл дверь, его пес кинулся на меня по коридору, точно защитник «Нью-Йорк джайентс». То был пегий английский бульдог двух футов в высоту и порядка трех – в ширину[31]
. И вот эта стофунтовая[32] туша смела меня, как перышко, и пригвоздила к стенке. Конечно, я заорал. А хозяин песика только рассмеялся.– Не бойся, старичок Билл просто любвеобилен.
Да уж. Эта скотина скакала на моей ноге, точно перевозбужденный жеребец.
– Билл, а ну прекрати! – скомандовал Уоллес. В его голосе звенела затушеванная джином смешинка. – Я что сказал? Хорош! – Наконец он взял своего пса-извращенца на поводок и стащил с меня. – Бедняга Билл. Я просто не в состоянии выйти с ним на прогулку. Два дня дома сидит, горемыка. Я отчасти потому тебя и вызвал. Первым делом мне надо, чтоб ты его хорошенько… выгулял.
Билл вел себя прилично, пока мы не добрались до парка.
По дороге туда я размышлял о мистере Уоллесе: коренастом, пузатом, с испитой физиономией и какими-то бутафорскими усиками над туго поджатым ртом. Время его не пощадило (раньше он выглядел куда презентабельнее), тем не менее я сразу же его узнал, хотя живьем видел только раз и лет десять тому назад. Но образ его по сей день отчетливо стоял у меня перед глазами, ведь тогда он был самым знаменитым американским драматургом – и, по мне, лучшим. Еще в памяти осталась любопытная