— Вы на моем месте поехали бы в Москву? — выдержал его взгляд Сергей и чуть приметно усмехнулся.
— Я? — удивился редактор. — Не знаю… Меня в Москву не приглашали.
— Выходит, поманили пальцем — все бросай и беги! Как же, это столица! Как будто там работать не надо и манна с неба сыплется… Я родился в этом городе, люблю его. Мне нравится моя работа. Зачем мне уезжать в Москву? Как это в песне-то поется?.. «Самолет хоро-шо-о, а олень лучше!..»
— Не перестаешь ты меня удивлять, Волков! — закуривая, сказал Павел Петрович. — А такие понятия, как рост по службе, карьера, тебе чужды?
— Почему же? — улыбнулся Сергей. — Это важный стимул в жизни человека. Однако не для меня. Я живу от книги к книге. В этом смысл моей жизни. А где я буду работать над книгой — здесь или в Москве, — какое это имеет значение? Сдается мне, что здесь я буду работать гораздо лучше.
— А газета?
— Из газеты я не собираюсь уходить, — сказал Сергей. — Конечно, если вы меня не прогоните.
— Наоборот, — рассмеялся Дадонов. — Мы с Козодоевым хотим взвалить на тебя очередной альманах… Кстати, почему ты ничего своего не предлагаешь? У тебя ведь есть рассказы, повесть?
— Я подумаю, — улыбнулся Сергей, по достоинству оценив хитрость Павла Петровича.
Блохина Сергей разыскал в бухгалтерии. Он стоял перед столом главного бухгалтера с обходным листом в руке. Лицо у Всеволода помятое, под глазами желтые круги. Лицо человека, который не меньше недели пил напропалую. На подбородке и лбу засохшие царапины.
Сергей подождал, пока бухгалтер закончил щелкать на счетах и подписал обходной лист. Они вместе вышли на улицу. Всеволод старательно не смотрел на Сергея. Обернув здание, они остановились у белой стены. Бурьян и репейник пучками росли на песчанике. Напротив за забором тесно прижались друг к дружке дощатые сараи и железные гаражи, а еще дальше громоздился серый четырехэтажный дом. У парадной худенькая девочка в красных сандалиях играла в классы. Подбоченившись и по-птичьи поджав тонкую ногу, другой передвигала в расчерченные мелом квадраты белую кафельную плитку.
Коротко размахнувшись, Сергей ударил Блохина. Голова у того тупо мотнулась в сторону. Сергей на шаг отступил, ожидая ответного действия, но Всеволод все в той же позе понуро стоял перед ним и мутноватыми глазами смотрел на крышу здания редакции. Он ссутулил широкие плечи, длинные цепкие руки висели вдоль туловища.
— Бей, — равнодушно сказал он и, облизнув разбитую губу, сплюнул кровь. — Меня давно никто не бил.
— Она ведь из-за тебя, подонка, чуть не утонула, — выдавил сквозь стиснутые зубы Сергей.
— Больше того, что я завтра навсегда уматываю из этого города, я не могу для вас обоих сделать, — сказал Сева, все так же глядя на крышу.
— Все правильно: нашкодил, как паршивый кот, а теперь убегаешь, — брезгливо сказал Сергей.
Он понял, что больше его не ударит. Перед ним стоял человек, который страдал не меньше, а, пожалуй, даже больше, чем он. Большой, сильный Всеволод Блохин — Сергей отлично знал, что он не трус, — не дал ему сдачи. И что бы сейчас Сергей с ним ни сделал, он не поднимет на него руку. Ненависть, вот уже несколько дней душившая Сергея, вдруг прошла. Даже нечто похожее на сочувствие шевельнулось в нем.
— Рассказ мой вы с редактором, конечно, из альманаха выбросили? — спросил Блохин. — Могу я взять с собой хотя бы гранки?
— Твой рассказ идет, — ответил Сергей.
До сих пор равнодушное лицо Блохина стало растерянным. Он долго смотрел на капустницу, порхающую над широким лопушиным листом. Девочка, смешно щуря глаза, метилась плиткой в дальний квадрат. Плитка шлепнулась на асфальт и разбилась на несколько маленьких кусков. Высокий парень вывел из сарая красную, сверкающую никелем «Яву», завел и, небрежно перебросив длинную ногу через седло, укатил, оставив на дворе голубоватый с белыми прожилками ком вонючего дыма.
— За эту неделю я много такого натворил, что другому человеку и за всю жизнь не сделать, — сказал Сева. — Мне наплевать, что думают обо мне другие, но Наташа… и ты… В общем, на меня что-то накатило. Не думай, что я законченный подонок… Я бы очень хотел, чтобы ты так не думал.
Он даже шевельнул рукой, будто собираясь протянуть ее Сергею, но не протянул. На белую несвежую рубашку его уселась большая зеленая муха и поползла по плечу. Сева переступил с ноги на ногу, и муха, изумрудно блеснув, улетела.
Сергей не знал, что ему еще сказать, и пауза затянулась. Он смотрел на девочку: она нашла новую плитку, на этот раз зеленую, и беззаботно прыгала, что-то негромко напевая.
— Куда же ты? — спросил Сергей.
— Не знаю… Подамся в Прибалтику.
— Покайся, я думаю, редактор тебя простит, — посоветовал Сергей.
— В этом городе мне нечего делать, — сказал Блохин и усмехнулся. — Ты верно сказал: слишком много я здесь нашкодил…