«Все знают... — с досадой подумал Сергей. — Вот те и в глушь закопался, а здесь, оказывается, как на ладони!»
— Ты не знаешь, кто нынче рыбачил у дальнего острова на черной лодке с белой нашлепкой? — спросил Сергей.
— Я ведь не инспектор, за лодками не гляжу.
— Вон какой перемет вытащил! — кивнул Сергей на зеленоватый ворох жилки и крючков.
— Это все городские, — сказала Лиза. — Ненасытные!
— Значит, не знаешь, чья это лодка с белой отметиной?
— Погляди, какое громадное озеро! Сколько тут лодок?— Лиза с улыбкой взглянула на него:—Да что ты все
Повернулась и пошла в избу. Немного погодя вернулась с кружкой и начатой буханкой хлеба. Налила густого запенившегося молока и поднесла Сергею. Он взял кружку обеими руками, зачем-то понюхал и залпом выпил. Вторую кружку пил глотками, закусывая хлебом. Молоко было удивительно душистым и вкусным.
Лиза, прислонившись к толстому стволу, смотрела на него. Ее тень сливалась с длинной тенью дерева. Солнца уже было не видно из-за леса, но в притихшем озере отражались багряные облака, а водная гладь была насквозь пронизана разноцветным солнечным блеском. Где-то далеко на высокой ноте пропел лодочный мотор, Сергей на слух привычно определил: «Стрела». По макушкам сосен прошелестел легкий, чуть слышный порыв ветра, И тотчас вниз с тихим шорохом заструились сухие иголки.
— Когда гроза ударила, я в птичнике была, — стала рассказывать Лиза. — Сперва сверкнуло, аж глазам стало больно, а потом громыхнуло так, что утки мои на пол повалились и глаза закрыли. Я и сама-то со страху в угол сунулась, думала, в птичник угодило... А в Елизаветинке, это в трех километрах от нас, одна изба сгорела. Молния прямо в дом ударила. Хорошо, что там никого не было. Пламя-то могло перекинуться и на другие избы, но тут такой дождь полил...
— Какая гроза? — удивился Сергей.
'— Третьего дня такое столпотворение было… Я
Никакой грозы Сергей не помнил. Видно, был хорош. .. Вот почему Дружок такой прибитый был: он тоже грозы боится. Как загрохочет гром, так заползает в самый дальний угол и только вздрагивает при каждом ударе. И никакая сила не выманит его оттуда. Пройдет гроза, а пес еще долго не вылезает из своего убежища, И потом весь день ходит смущенный и подавленный, Не помнил Сергей грозы с молнией. В это время в нем самом бушевала буря...
Глядя на статную, миловидную Лизу, Сергей испытывал раздражение. Зачем она пришла? Не нужно ему ее молоко и она сама! Пускай убирается ко всем чертям! Но не мог же он бросить эти жестокие слова женщине, которая с такой хорошей улыбкой смотрит на него и вот угощает парным молоком... И потом, при чем здесь Лиза? Она, наверное, совсем из другого теста… И эта робкая уступка самому себе снова вызвала в душе Сергея смятение и растерянность. Он понимал, что больше, пожалуй, никогда не будет относиться к женщине, как раньше. После всего, что произошло, он в каждой женщине видел потенциального врага. Врага коварного, который в любой момент сможет нанести смертельный удар из-за угла, в спину! И вместе с тем Сергей отлично понимал, что его детская злость на всех женщин мира — ребячество. Наверное, родись он веком раньше, после всего пережитого ушел бы в монастырь и стал примерным монахом...
Лиза каким-то особым женским чутьем догадалась, что происходит в душе Сергея. Улыбка исчезла с ее полных губ. Молодая женщина бесшумно отделилась от дерева и приблизилась к Сергею. Совсем близко видел он ее глаза с расширившимися в сумерках зрачками, ощущал приятный аромат чистого женского тела. Она даже шевельнула рукой, будто хотела прижать его голову к груди и потрогать волосы. И движение это было почти материнское.
— Чего запил-то? — негромко спросила она. — С горя иль с радости? Да и зачем ты сюда приехал? Молодой, красивый... Ох, не от хорошей жизни! Как звать-то тебя?
Сергей сказал.
— Жена ушла?
— Может быть, я от нее ушел.