Услышать тебя...

Ло­банов посоветовал старику надеть их... Не вижу я, Вол­ков, серьезной причины для твоей амбиции. И потом, ведь ты не знал, что напишет Лобанов...

— Знал, — упрямо сказал Сергей. — Это было бы сплошное вранье! Я же видел, как он с колхозниками обращается... Будто не живые люди, а чурбаки! Вы бы посмотрели на лица этих людей! Сидели, как в воду опу­щенные, шею повернуть боялись. Манекены какие-то, а не люди. Уж если Лобанов не постеснялся на глазах колхозников через всю деревню тащить чужой приемник в дом, то в своей статье он мог написать все, что ему вздумается... Не мог я иллюстрировать такую полосу. Я бы тогда был... как это? Соучастником этой липы, мистификации.

— Преувеличиваешь ты, Волков!

— Я не могу вам, Александр Федорович, объяснить, но я... Я возненавидел бы свою профессию, если бы мои снимки появились в этой полосе.

В кабинете стало тихо. Голобобов, поглаживая паль­цами круглые щеки с мешками под глазами, смотрел в окно. Дадонов приподнялся с дивана, достал со стола пепельницу и, поставив на колени, стряхнул пепел. Худощавое лицо его было непроницаемым.

— Нашла коса на камень! — сказал редактор.— И Лобанов тут метал громы и молнии... Какая между вами кошка пробежала?

— Может, когда я под стол пешком ходил, и были другие порядки, но сейчас так, как Лобанов, никто из га­зетчиков-не работает. Ведь я почти со всеми был в коман­дировках. .. Не хотелось мне говорить, да уж ладно... Я с хозяйской дочкой — она дояркой работает в колхо­зе— на танцах был. Кстати, она закончила десятилетку. Так вот, она мне рассказала, что, когда приемник через всю деревню в их дом тащили, и стар и млад со смеху помирали... Дело в том, что приемник этот — одна види­мость. Декорация. Агроном его привез из Германии в сорок шестом. Уж года три как все лампы сгорели, и стоит этот трофейный «Телефункен» вместо мебели.

— И дался тебе этот приемник!

— А книги? Малограмотным людям на полку поста­вил «Капитал» Маркса!

— Я просто диву даюсь, как мог такой опытный га­зетчик, как Лобанов, додуматься до такой глупости! — вмешался Дадонов.

— Сейчас разговор не о Лобанове, — сказал Голобо­бов, взглянув на Сергея. — Ты всего-навсего фотограф и обязан был выполнить задание. Мы бы тут разобрались, что к чему.

Уж от кого-кого, а от редактора Сергей не ожидал такого оскорбления. Фотограф сидит в фотографии и сни­мает клиентов, а он, Сергей Волков, журналист, и редак­тор не хуже его знает разницу между фотографом и фо­токорреспондентом. .. Чувствуя, как вспыхнули щеки, он резко сказал:

— Во-первых, я не фотограф, а фотокорреспондент, во-вторых, разные дурацкие задания я выполнять не со­бираюсь. ..

Голобобов не рассвирепел, не стал стучать по столу массивной крышкой от чернильницы, как ожидал Вол­ков, — он с улыбкой повернулся к Дадонову:

— Что же это ты, Павел Петрович, заставляешь меня давать моим сотрудникам разные дурацкие задания? Если я не ошибаюсь, идея этой полосы принадлежит тебе?

— Идея как раз неплохая, — спокойно ответил Дадо­нов. — И полоса, надеюсь, появится в газете. Но ведь любую идею, даже хорошую, можно извратить.

— Я прочитал полосу Лобанова, — сказал Голобо­бов. — В отличие от Волкова, он выполнил редакцион­ное задание и представил весь материал в срок.

— Ну и как?

— Полоса не пойдет. — Голобобов взглянул на встре­пенувшегося Сергея. — Однако это обстоятельство не снимает с тебя вины. Если каждый фотограф...

— Я фотокорреспондент, — перебил Волков.

— Ты слышишь, как он разговаривает со мной? — об­ратился редактор к Дадонову.

— По правде говоря, между фотографом и фотокор­респондентом есть существенная разница, — заметил тот.

— И ты еще его защищаешь?

— Воспитывай, пожалуйста, Александр Федорович, я молчу, — улыбнулся Дадонов.

Волков, нахмурившись, смотрел в окно и вполуха слу­шал, что говорит редактор. Голобобов дважды назвал его фотографом, то есть нарочно подчеркнул разницу между литературным сотрудником и фотокорреспонден­том, дескать, не ему, Сергею, совать нос в литературные дела.

— Эта полоса нам необходима, —говорил Голобо­бов.—И ее нужно сделать срочно. За три-четыре дня. Придется тебе с Лобановым снова ехать в командировку. За свой счет, разумеется, и в другой колхоз... Что ты на это скажешь, Павел Петрович?

— Справедливое решение, — ответил Дадонов. Если бы редактор назвал любую другую фамилию, Сергей ничего бы не сказал, промолчал, но тут будто бес подтолкнул его. Повернувшись к Голобобову, он твердо выговорил:

— Хорошо, я поеду в колхоз. Только один.

— Один? — удивился Голобобов. — А кто же мате­риал на полосу будет собирать? Или ты всю страницу снимками залепишь?

Пути к отступлению не было. Так на мотоцикле, за­канчивая обгон машины и неожиданно увидев встреч­ную, уже нельзя остановиться или свернуть: жмешь на полный газ, чтобы любой ценой проскочить вперед.

— Я уложусь в эти три дня. Сегодня понедельник. В пятницу утром полоса будет лежать у вас на столе.