Услышать тебя...

— О чём ты говоришь? — взглянула на него Лиля. — Какая мать отдаст своего ребенка? У нас и закона такого нет, чтобы ребенок оставался у отца.

— Честное слово, ему будет лучше со мной!

— Я не уверена, — отрезала Лиля. — И прекратим этот бесполезный разговор. Сын будет со мной. Ты ведь сам не станешь его воспитывать? Наверняка свалишь на шею своей матери, а у нее и так двое. И потом, я не хочу, чтобы мой сын жил в нищете.

— А я не хочу, чтобы он вырос таким же паразитом, как твой...

— Не смей так говорить о моем отце! — крикнула Лиля. Щёки её стали красными, глаза расширились.

— К этому мы ещё вернемся, — отступил Сергей.

Не хватало ещё скандалить, с женой здесь, под окна­ми больничного корпуса! Уже и так на них поглядывают из открытых окон.

— Я не запрещаю тебе встречаться с сыном, — не­сколько остыв, сказала Лиля. Она получила всё бумаги, неприятный разговор позади, и ей хотелось поскорее уйти. Она уже отошла на несколько шагов, когда Сер­гей — он остался сидеть на скамейке — окликнул её:

— Зайди, пожалуйста, к нашим, скажи Генке, пусть заберет мой чемодан и рукописи. Мне не хотелось бы возвращаться в твою квартиру.

Все так же тихо шумели деревья в парке, пописки­вали трясогузки на красной тропинке, величаво плыли над головой тяжёлые облака. Мимо, шаркая растоптан­ными шлепанцами, проходили больные в серых халатах. Две санитарки стороной провезли на узкой тележке с блестящими колесами человеческую фигуру, закрытую белой с ржавыми пятнами простыней. Чугунная неподвижность этой вытянувшейся на узком ложе фигуры со­всем не вязалась с оживлёнными лицами санитарок, сол­нечным днём, шумящими деревьями, птичьим гомоном. Да и белый приветливый домик на отшибе, окружённый тополями, колючим шиповником, с разбитой перед вхо­дом клумбой, куда направлялась тележка, совсем не вя­зался с мрачным названием «морг». Тележка выкатилась на ярко освещенную потрескавшуюся цементную дорож­ку, и от никелированных спиц во все стороны брызнули ослепительные солнечные зайчики.

«Вот и всё, — подумал Сергей. — Конец. Оказывается, всё так просто, будто и не жили столько лет. Если так легко близким людям расстаться, то к чему все эти бы­лые сомнения? К чему бессонные ночи, копание в себе, воспоминания? Пришла и единым ударом перерубила весь этот сложно заплетённый узел! Продумала всё до мелочей. Даже бумагу и ручку захватила. Пока я, слюнтяй этакий, раздумывал, как лучше поступить, как не задеть чувствительные струны её души, она уже всё сделала. Даже насчет обмена квартиры договорилась и юриста нашла для того, чтобы побыстрее развели. Чувствуется рука ее папаши. У этого человека железная хватка!»

Услышав скрип гравия, Сергей поднял голову и уви­дел Вологжанина. Иван Ильич сел рядом, достал из кар­мана папиросы, спички и закурил. Сизая струйка подня­лась вверх и затерялась в листве березы.

— Красивая у тебя жена, — сказал он. — Королева. С утра пораньше прибежала. Видать, любит?

— Что? — спросил Сергей.

— Видная у тебя жена, говорю, — Иван Ильич вни­мательно посмотрел на Сергея. — Ты что, не рад, что и пришла?

— Рад, — помолчав, ответил Сергей.

— Хорошая жена — это великое дело,— сказал Вологжанин. — Сам посуди, если жена дрянь, то сколько времени, энергии тратишь попусту на скандалы, выясне­ния, уговоры. А если умница, друг, то такая женщина сама тебе будет помощником в любом деле.

— А у вас жена друг? — спросил Сергей.

— Дай бог каждому такую жену, — негромко, с ка­кой-то сдержанной нежностью сказал Иван Ильич. — Ес­ли бы не Люба... Эх, да что говорить! Один бог знает, что бы со мной было.

— Вам повезло, — сказал Сергей.

— А что, твоя жена...

— У меня нет больше жены, — сказал Сергей.

9

Опустив голову, Наташа вышла из боль­ничных ворот на улицу. Встреча с Лилей поселила в её душе смятение, тревогу. Сергей такой беспомощный в больничном халате, и эта красивая, цветущая женщина шла на него, как танк. И лицо её не предвещало ничего хорошего для Сергея. Наташа не любила Лилю. Она ей не понравилась еще тогда, когда впервые увидела моло­дую жену Сергея на фотографии. Сейчас смешно вспо­мнить, а тогда, девчонкой, Наташа плевала на эту фото­графию, а потом булавкой выколола глаза.

— Наташка! Ты куда? — услышала она голос подруги. И остановилась: так расстроилась, даже про Варьку забыла, которая дожидалась её у ограды.

— Не пустили? — спросила Варька Мальчишкина, догнав её.

— Куда пойдем? — взглянула на неё Наташа.

— На пляж. Загорать, купаться, — оживилась подру­га. — Я все свои учебники под стол зашвырнула. От этой зубрежки можно с ума сойти! Ночью мне снятся ве­ликие князья Владимир, Ярослав, Игорь. Один раз при­снился Чингисхан, а этой ночью — псы-рыцари. Страш­ные такие, в панцирях и железных горшках с рогами на головах.

— А мне снится он, — невесело улыбнулась Ната­ша. — Если бы он умер, я бы, наверное, утопилась.

— «Парней так много холостых, а я люблю женато­го...» — пропела Варька. — Я бы никогда из-за мужчины так не переживала.

— Ты никогда не любила, — сказала Наташа.

— Сто раз, — беспечно ответила Варька. — Я только и делаю что влюбляюсь!