Я ничего не помню, кроме сухого и холодного ноябрьского утра и молчаливой толпы людей, которые отводили глаза, прислушиваясь к причитаниям моей бабушки. Она идет во главе кортежа, и кто-то поддерживает ее, как раненого солдата, вернувшегося с фронта после полного разгрома его войск.
В нашем городке похороны никого не оставили равнодушным. На прощание с Эмили собралась вся община. Лавочники закрыли жалюзи, дети не пошли в школу, ремесленники покинули свои мастерские, а служащие отпросились на вторую половину дня, чтобы быть на месте.
Несмотря на холод, закрыть в тот день церковные двери так и не получилось. Кроме семьи, соседей и близких людей, много народу поднялось в городок из Ниццы. Здесь были врачи, санитары, сотрудники объединения помощи детям, зараженным СПИДом. Многие из них не были знакомы друг с другом, но хорошо знали Эмили.
Во время церемонии священник говорил очень образно. В его речи не было упоминаний о героине, СПИДе или AZT. Нет. Он изъяснялся только эвфемизмами и метафорами. Эмили ушла, чтобы присоединиться к своим родителям, которых ей так не хватало, в мир покоя, где она не будет больше страдать. Да кто же мог в это поверить? Если бы хоть одно его слово восприняли всерьез, мир не был бы столь печален.
Священник так рассказал о ее короткой жизни, словно все заранее было предначертано Богом. Тем самым Богом, которого столько раз напрасно просили вмешаться, тем Богом, что всех избавил от необходимости задавать себе вопросы об этой истории. Самые страшные агонии он представил как божественный зов, а закрытые в опломбированных гробах тела – как души тех, кто удостоился чести живыми вознестись к нему. Только несказанная печаль и глубочайшее отчаяние могли заставить кого-то в это поверить.
Длинный кортеж провожал маленький белый гроб на вершину холма. Людская река вытекала из церкви и, выходя из берегов, двигалась к кладбищу. В тот момент, когда гроб опускали в могилу, бабушку снова пришлось поддержать под руки. Она отказывалась признать свое поражение. Ребенка очень осторожно опустили к родителям в склеп, уже и без того заполненный до отказа. Толпа на несколько минут расступилась, чтобы члены семьи могли поклониться могиле.
Вечером после похорон все собрались в доме бабушки и деда. Все пытались что-то съесть, что-то выпить или утешиться теплыми словами поддержки и знаками любви, которые были адресованы им в этот день. Они составляли бесконечный список тех, кто пришел на похороны, тех, кто помогал ухаживать за Эмили, чтобы потом не забыть всех поблагодарить лично.
Отец с дедом разговаривали о собаках, а мама тем временем поила бабушку снотворным. После всех этих лет, проведенных в самозабвенной борьбе, им ничего не оставалось, кроме как заботиться друг о друге.
СПИД от нас отступился. Он принялся уничтожать другие тела и коверкать другие души, мечтающие просто жить. За собой он оставлял только уцелевших из семей, попавших под его удар. Они обменивались таблетками, которые не могли их усыпить, чтобы хоть на несколько часов забыть о том, что теперь будет преследовать их всю жизнь.
Эпилог
Нобелевская премия
Шестого октября 2008 года Франсуаза Барре-Синусси находилась в Камбодже, где проходило заседание союза исследователей, посвященное испытаниям препаратов для лечения совмещенных инфекций туберкулез – ВИЧ. С начала 2000-х годов она была координатором исследований, которые проводились совместно с Францией в области ВИЧ и вирусных гепатитов для Национального агентства научных исследований. Обмен мнениями уже начался, когда у нее завибрировал телефон. Журналистка из «Радио Франции» хотела срочно с ней встретиться и сама удивлялась, что дозвонилась до нее. Поскольку журналистка поняла, что ее собеседница не в курсе событий, то решила лично сообщить ей новость: Франсуаза Барре-Синусси совместно с Люком Монтанье получили Нобелевскую премию в области медицины за открытие в Институте Пастера в 1983 году вируса СПИДа. Работы французских ученых в этой области наконец-то были признаны как исследования высочайшего уровня.
Со всех сторон тут же послышались недовольные голоса: почему премии удостоены только двое исследователей? Почему не расширили список лауреатов? Все сразу вспомнили о том, что тревогу по поводу распространения инфекции первыми забили Франсуаза Брен-Везине, Вилли Розенбаум и Жак Лейбович, которые подняли на ноги Институт Пастера. Вспомнили о Клоде Шермане, который руководил лабораторией, где работала Франсуаза Барре-Синусси, о Давиде Клацмане, который первым заметил воздействие вируса на лимфоциты T4. Все также удивлялись, почему так много времени прошло, прежде чем французских ученых оценили по достоинству? По мнению Нобелевского комитета, эти двадцать пять лет были необходимы, чтобы оценить значение открытия в глобальном масштабе.