Усобица триумвирата (СИ)

Сначала всё было в порядке, и Вячеслав даже заснул, забыв о боли, но к утру она возвратилась, превращаясь в неотступное нытьё в ноге, воспалившейся и покрасневшей, да к тому же у него появился жар, его лихорадило, лоб горел. Врача позвали снова. Придя, он осмотрел перелом и резюмировал, что он «объят огнём нездоровья». Дав тот же самый настой, что и накануне, лекарь попросил принести для питья побольше святой воды и порекомендовал всем молиться, потому что молитвы исцеляют. Но ни одно из этих действий Вячеславу облегчения не принесло. К вечеру его трясло в ознобе, пот катился градом по лицу. Ода, не знающая, чем помочь и что делать, с трудом не рыдала, и только протирала холодной влажной тряпицей горячую, в испарине, голову супруга, передав заботы о сыне Борисе ближним девицам.

Ярославичи собирались через каждые два-три часа у постели брата, тревожась и боясь за его судьбу. Ни у кого не было представления о том, как спасать жизнь Вячеслава, а она явно была в опасности. Самой поздней ночью разошедшись, чтобы поспать, мужчины всё равно не погрузились в сон, неустанно думая о последствии охоты. Даже Изяслав вернулся в великокняжеский терем, чтобы в случае чего быть тут как тут. Но в светлицу он ушёл отдельную от жены, потому что та усердно молилась о выздоровлении Вячеслава, и раздражала этим мужа.

- Святая вода – это не лекарство, - сказала Киликия, не гасившая свечу, потому что Святослав лежал с открытыми глазами, глядя в потолок, но не видя его.

- И что ты предлагаешь?

- А что я могу? Я не лекарь. Но и этот человек – тоже!

- Всеволод не одобрит такие слова. «Этот человек» пользовался доверием отца и помогал ему последние годы, а тот сильно мучился с ногами, опыт-то теперь должен быть, поди, богатый! Да и вообще, отец доверял людям, приехавшим с Анастасией.

- У вас здесь слишком хорошее представление о нашей с ней родине, - вздохнула Киликия, - даже наш город вы называете Царьградом! Но я родилась там и жила, и нет там ничего особенного, и люди там точно такие же, как здесь. Так же совершают ошибки, так же могут плохо что-то знать.

- Если там не ведают ничего о хворях, то где ведают? – скосил на неё глаза Святослав.

- Да хоть бы бабку Малеву с Волыни привезти, что у меня детей принимала…

- Пока за ней доедут, с Вячеславом что угодно стрясётся.

- Ты прав, - признала Киликия. Но надо будет послать за знахаркой хотя бы для себя, чтобы перебралась в Чернигов, куда им скоро ехать обживаться. Кто знает, есть ли там умелые в подобных делах люди? Замечая, как кручинится муж, она решила переключить на другое его внимание: - Видела я утром твоего вепря в сенях.

- Какого вепря? – сначала действительно, слишком углубившись в думы о брате, не понял Святослав, а через мгновение, поняв, не стал сменять недоумение на лице признанием. – О чём ты?

- Да брось, я знаю, что это твоих рук дело.

- Кто проболтался? Перенег или Алов? – Он попал в точку, но женщина не стала выдавать, как слышала слова волынянина, дразнившего Глебку отцовскими талантами охотника, а только вздохнула:

- Ты обещал собой не рисковать.

- Разве обещал? – повёл густой тёмно-русой бровью Святослав, и без того замученный проблемой с Вячеславом, чтобы признать ещё и свою вину – в азарте охоты и погони забыл всё на свете, так хотелось зверя победить, поймать, заполучить! Это было словно битва, нельзя давать разуму овладевать чувствами, тогда уйдёт из рук сила, из тела мощь. Нужно отпускать все мысли из головы и бросаться в самую гущу!

- Да.

- Я не говорил «обещаю», - опять отвернулся к потолку Святослав.

- Ты кивнул.

- Я кивнул своим мыслям.

- Не играй со мной в эти игры, - хмыкнув, Киликия расплела до конца косу и, распушив волосы по плечам, задула свечу, - и я умею слова с делом налево и направо разводить.

- И как же ты это сделаешь?

- Скажу, что иду за оладьями, а принесу блинов, - отшутилась она. Святослав сумел улыбнуться впервые за тревожные часы последнего дня.