«Интересно, что бы на это сказал Всеслав?» - сама от себя не ожидая, подумала Лика и, когда супруг отвернулся, покачала головой, и не соглашаясь с ним, и вытрясая непрошенные мысли о полоцком Чародее. Уж не заклял ли он её, что она о нём стала думать?
В ожидании трапезы, Святослав пошёл с Аловом к тому в покои. Дружинник привёз свою семью из Волыни весной, когда перебиралась сюда и Киликия. Не было ничего более несовместимого в мире, чем он со своей женой. Здоровенный и широкоплечий свей с прозрачно-голубыми скандинавскими глазами и белёсыми, как покрытыми инеем волосами и такой же бородой, женился на низкой, приземистой, черноволосой печенежке с коричневой кожей степных кочевников, захваченной в плен после разгрома печенегов под Киевом. Что-то нашёл он в ней и, поскольку пленная приняла крещение, крестился сам и обвенчался. С тех пор Илдекен, так её звали до крещения и только на это имя она отзывалась до сих пор, выдавала Алову каждый год по ребёнку, такому же крупному, как отец, и такому же тёмному, как мать. Старшему их сыну было семнадцать. Высокий парень, стремящийся догнать в размерах родителя, был безбород и раскос, как и племя Илдекен. Жёсткие чёрные волосы он забирал в хвост, одежду предпочитал варяжскую, как и оружие, любил быструю езду на лошадях и долгие запевы викингских саг. Звали его Скагул, Святослав взял его в гриди, зная преданность и надёжность своего давнего спутника и веря, что сына тот воспитал так же.
- Я уезжаю завтра, Алов, - сказал ему Святослав, войдя за ним в горницу и поклонившись сразу всем присутствующим: и Илдекен, и многочисленному потомству. – Присмотри за женой моей, охраняйте со Скагулом её.
- Как же так, конунг?! Я с тобой поеду!
- Я знаю, что ты всегда готов ехать куда угодно, друг мой, - положил ладонь на его плечо князь, - но я еду по скучным делам. Никаких битв не будет. Только разговоры. По крайней мере, я надеюсь на это.
- Любой путь бывает опасен, и не все разговоры доводят до добра, - опытно заметил варяг. Им, морским разбойникам и королям (одно другому не мешало), многих слов было и не надо, чтобы затеять драку, стоило лишь выпить или случайно задеть чужой плащ.
- Да, Алов, ты прав, конечно, но если мы с Перенегом попадём в неприятности, должен же будет нас кто-то выручить? И всё-таки, я доверяю тебе самое дорогое – жену и детей.
- Раз ты велишь, конунг, то глаз с них не спущу! Можешь не сомневаться.
- Я не сомневаюсь в тебе. Ну, оставлю тебя пока! Увидимся за ужином.
Святослав поднялся в светлицы. Киликия перетряхивала вещи из сундуков, пропитавшиеся влагой во время плавания по Десне. Рядом сидела Вышеслава, игравшая с лентами и украшениями матери: шейными гривнами, колтами, серьгами. Князь снял пояс и лёг на постель, свесив обутые ноги.
- Тебе нравится здесь? – задумчиво спросил он.
- Мне нравится везде, где есть ты. Вот завтра мне тут перестанет нравиться, - не отвлекаясь от своего занятия, проговорила Киликия.
- А всё-таки, по-твоему, где лучше? На Волыни, тут или в Киеве?
- В Константинополе.
- Ну вот, а ты говорила, что мы его переоцениваем.
- Там прекрасная погода. Тепло и солнечно. Спелые фрукты в зелёных садах. Всё, что делают люди – храмы, дома, пристани, для меня одинаково.
- А люди? Где, по-твоему, лучше сами люди?
- Люди? – Киликия положила платье на скамью и не взяла следующее, размышляя. – Должно быть там, где они не стремятся поработить других, лишить их свободы, где они не хотят что-либо захватить и кого-либо подчинить.
- Ты знаешь такое место?
- Нет, я пока такого не встречала.
- Да и людей, желающих быть со всеми на равных, не существует, - сев, пожал плечами Святослав, - смерд может желать стать равным князю, но став таковым не захочет ровняться со смердом.
«А что насчёт женщин? - не произнесла Киликия. – Есть ли хоть один мужчина, который хотел бы поменяться с ней местами? Думаю, что нет». И перед её мысленным взором снова бегло мелькнули чёрные глаза. Их обладатель, возможно, понял бы сейчас, какое неравноправие она подразумевала, но Святослав, конечно же, думал только о иерархии мужчин, а женщины в эту систему совсем не попадали, потому что были тем же самым, чем был их отец или муж, не больше. А, скорее, гораздо меньше.
На резном стуле с подушкой на седалище, Изяслав заканчивал с ужином. Стол в княжьих палатах был застлан вышитой скатертью, уставлен серебряной посудой с яствами, скамьи по сторонам покрыты восточными коврами. Разукрашенные сиринами (7) и цветочно-ягодной вязью своды золото-красно смыкались над головами.