Усобица триумвирата (СИ)

Эту историю Киликия слушала от боярынь, приехав сюда впервые весной. Для присмотра за детьми назначили помощниц, и они завораживали старших мальчишек всякими былинами и сказаниями. Даже маленькая Вышеслава с удовольствием утихала, внимая словам рассказчиц.

Струги дали в бок по зеркалу воды, отражавшему тучи тёмно-зелёных крон и голубую ленту неба посередине, пристали к причалу. Чайки оглашали просторы, зорко приглядывая за всем с вышины. Святослав ещё свободнее, чем в Киеве, перенёс жену с судна на сушу, не стыдясь более никого. Он здесь хозяин, владетель всего, раскинувшихся налево, направо, куда не погляди полей, лесов, угодий. Он взял Лику за руку, и они пошли от пахнущего сырым деревом причала и плещущейся воды в детинец, который здесь назывался Днешний град. Неуловимые мелочи, названия, лёгкий говор жителей, особенности домов напоминали о том, что некогда Чернигов не подчинялся Киеву, был независим, над ним ничто не возвышалось. То, что звалось в столице Подольем, тут было Передгородьем. Конечно, этому было и объяснение: Киев стоял на холме, у подола которого стелился город, а Чернигов распластался по высокому берегу на равнине. Между ним и Днешним градом протянулся Окольный град – район ремесленников и торговцев, галдящий, стучащий, перекрикивающийся и набитый тесно людьми. Была и ещё одна часть Чернигова, звавшаяся Третьяк. Насельники (3) сказывали, что третью часть поселения выделили при Мстиславе находникам (4), потому оно так и обозначилось (5). Из Передгородья вились три дороги: западная – в столицу, северная – к Любечу, и восточная – в Новгород-Северский (6).

Киликия и Святослав вошли со стороны Стрижени через Водные ворота в град. Княжеские терема – Красный двор – были каменными, в два и три этажа. Одно здание уже приспосабливали для личного жилья княжьей семьи, они отдали в прошлый приезд приказ плотникам и каменщикам подлатать помещения, простоявшие восемнадцать лет со смерти Мстислава без постоянного жильца. Второе оставалось для княжьих дел, приёма гостей, послов, купцов с новостями, но оно тоже нуждалось в ремонте и обновлении.

- Да-а, - протянул Святослав, - дел будет много потом, не буду знать, за что хвататься.

- Только не скажи, что уедешь сегодня же, - наблюдая, как перед ними бегут вприпрыжку сыновья, промолвила княгиня.

- Нет, завтра. Разве могу я разлучиться с тобой надолго, не побыв наедине?

- Хоть и понимаю, что ты должен ехать, а не люблю оставаться одна. Беспокойно мне.

- Я оставлю с вами Алова, он присмотрит.

- А кто же с тобой поедет? – встревожилась Киликия.

- Мне и Перенега с частью дружины хватит.

На крыльце показались слуги. Тиун сбежал по лестнице, кланяясь и приветствуя прибывших. Он крикнул назад челяди, чтобы готовили трапезу.

- Добро пожаловать домой, Святослав Ярославич! С возвращением, княгиня! – засвидетельствовал он почтение. Князь улыбнулся:

- Спасибо! Радостно знать, что домом нашим теперь черниговцы считают свой дом. Не хотелось мне быть не любым народу.

- Что вы, Святослав Ярославич! Все наслышаны о вашем справедливом правлении на Волыни, о подвигах ваших в походах против греков, - поняв, что сказал лишнего, тиун виновато посмотрел на Киликию и склонился.

- Да какие подвиги! – распрямил его князь. – Разбили нас. А на Волыни я не правил, а за порядком следил по велению отца. Так и тут надеюсь, что буду порядок держать, а вам всем стану как отец.

Поднявшись в терем, они встретили и боярынь с холопками, пришедших с женской половины с детьми. Лика увидела троих своих малышей и, выпустив руку мужа, бросилась вперёд:

- Чадушки мои! – взяв из рук служанки годовалого Олега, она прижала его к груди и присела на корточки, обхватив объятием сразу и Давыда и Вышеславу, погодок, безумно похожих друг на друга, как и положено брату и сестре. – Вы мои маленькие, как же я по вам скучала! Как мне вас не хватало! – расцеловала их в щёки княгиня, вызывая одобрительные улыбки у стоявших рядом женщин. Когда пришла весть, что над ними теперь будет один из князей, все ожидали грозного, высокомерного полководца и непонятную, чужестранную византийскую супругу его. Но семейство Святослава оказалось не таким, они были близки к людям и по своим привычкам, и по своим чувствам, которых не стеснялись. И велика в этом была заслуга именно Киликии.

Святослав подошёл и поднял Давыда, деловито поглядывающего то на отца, то на мать.

- Что, богатырь, растёшь? – подкинув его и поймав, князь развеселил ребёнка, задёргавшегося от желания «полетать» снова. – Скоро большим станешь, будешь со мной и братьями путешествовать!

- А мы что же? – поднялась Киликия, не выпуская Олега. – Мы с Вышей будем дома сидеть?

- А ты как думала? – озорно просиял Святослав. – Таков ваш женский удел.

- Раз мы должны сидеть дома, мне стоило бы остаться в Константинополе? – прищурилась она.

- Вы свой дом меняете. Отцов на мужнин. Это у нас отчина одна!