Широкий пляж, покрытый песком и мелкой галькой, принадлежал вилле «Приятная встреча», арендованной на апрель придирчивым французом Шарлем де Боннаром для проживания с друзьями. Странная компания, если взглянуть со стороны. Но, как известно, позволять себе странности в состоянии лишь очень богатые или вовсе неимущие люди. Де Боннар с полной очевидностью относился к первым и мог рассчитывать на то, что хозяин виллы и её соседи сочтут его экстравагантности милыми капризами, а необычных компаньонов вполне заурядными любителями спокойного отдыха.
«Приятная встреча» находилась в тихом уголке между излучиной впадавшей в океан мелкой речки и обширной территорией стадиона, обсаженного вокруг парковой зеленью. Это привлекало обычно тех, кто ощущал потребность в спорте или хотел остаться в стороне от общественного внимания.
Пронизанный лунным светом парк дремал, испуская ароматы ночных цветов и стрекот цикад, волна шелестела и ласкалась, облизывая маслянистый песок, трое обитателей виллы сидели у воды, устремив напряженные взгляды к играющей лунным серебром дорожке. Двое прямо на камнях, отбрасывая разновеликие тени, третий поодаль в мягком шезлонге. Одна из отдыхающих особ, а именно та, что устроилась с комфортом и была одета в бирюзовое кружевное неглиже, взглянув на часики со светящимся циферблатом, сообщила искусственным дамским голосом, каким говорят в водевилях сизощекие комики, вырядившиеся в женское платье:
— Молчим уже семьдесят три минуты. Абсолютный рекорд для открытого помещения. Фи, какие вы скучные, мальчики!
— Ты вчера перенапрягся на митинге, — отозвался обладатель короткой тени, гибко потягиваясь. — И вообще — наблюдается перебор в средствах конспирации. Жуткий прикид, макияж, шезлонг и эти — накладные когти! Меня тошнит — пф-ф!.. — Бо Тоне фыркнул, выгибая спину.
— Женщинам вредно сидеть на камнях. Мое дезабелье выписано по самому дорогому каталогу. Косметика, ногти соответствуют голливудским стандартам. М-мм… — прелесть. — Ама Релло чмокнула кончики унизанных перстнями пальцев. И сложив ладони рупором, громогласно пробасила: — Нас могут подслушать и подсмотреть. Здесь это модно.
— Исключено. Я был очень придирчив в выборе дома и прежде чем приглашать сюда, все тщательно проверил, — сообщил Шарль, не отрывая взгляд от океана. — Странновато все же ощущать себя по-людски. Полный мрак. Ничего не могу понять… — Старательно кривя щеки он повозил языком во рту и сплюнул. — Полная атрофия чертоплюйской железы, дезориентация в людях, во времени, в пространстве. Идиотский сморчок, опущенный отморозок — вот кто я теперь.
— Ты совершенно распоясался, Шарло. Прилепёшить такие определения себе лично — жуткий моветон! О твоих недостатках должны откровенно высказаться другие. Чаще всего — друзья. И вот я, в качестве такового, возмущен до глубины души, — сидевший рядом обладатель короткой тени фыркнул.
— В чем, собственно дело? Мы добровольно отказались от большинства привилегий, чтобы попасть сюда. И попали! Но и лишились… — Бо Тоне быстрой рукой с кошачьей сноровкой почесал за ухом. — Если честно, я не представлял, какие преимущества теряю. Теоретически — шиш с маслом. А на практике полная лажа выходит. Все ведь всегда было так просто — ловишь смысл и в ширину и в глубину по всем искривлениям неевклидова пространства. Без всякого напряга сечешь любые уровни общения, вроде кинокритика, специализирующегося на Бюнуэле. И вдруг — полная глухота, слепота, интеллектуальная недееспособность. Плоский реализм в трехмерном выражении: вчера, сегодня, завтра. Хочу, не хочу, надо. Плохо, хорошо, ещё лучше. Понятно, не понятно, вовсе не хрена. А вот как их отличишь, шид?
— При дамах контролируй лексику, — посоветовал Шарль с полным самоотречение. Он выглядел как наемный распорядитель на похоронах: значительно изрекал прописные истины, скрывал под маской ледяного спокойствия полагающуюся ему по должности вселенскую скорбь.
— Поначалу ощущение жуткое — сплошной облом. Ждешь подсказки от своего главного прибора ориентации, а он в отключке. — Поддержала Ама Релло. Потом помаленьку врубаешься… «Наивысшим бывает лишь то блаженство, которое поднимается из глубин отчаяния». — Сказал кто-то умный из местных. И я вчера это на себе понял. Пока затягивался в корсет, клеил ресницы, накладывал макияж, закручивал бигуди — все, думаю, не выдержу. Пытка. Потом прибыл на конференцию, вышел на трибуну и произнес дельную речь. И философия откуда-то появилась, и знание материала, и внутренний подъем вырос из глубин отчаяния! Честное слово, я им понравился. Словил жуткий кайф! Как эта… Сара Бернар, которая играла Гамлета.