Да, это была не любовь. Совсем, совсем не любовь. Нельзя любить женщину, имени которой не знаешь, с лицом, не запечатлевшемся в памяти. Она была великолепна, отдаваясь ему! Разве ещё что-то надо? Все остальное дело воображения. Воображение — лучшая страна для путешествий. В ней властвует свободное наслаждением, в ней приличия не заключают под стражу разгулявшуюся фантазию и не останавливают пылкие чувства суровые окрики: «Стой! Переход границы карается по законам холодного разума!»
В купе позвонили. Обернув простыней узкие смуглые бедра, пассажир приоткрыл дверь. Сидх не стал входить, лишь протянул конверт. Его отутюженный зеленый китель подчеркивал измятую несвежесть лица.
— Прошу прошения, сэр, что помешал вам. Здесь послание от дамы из второго вагона. Той самой…
— А-а-а… — мужчина усмехнулся — он и в самом деле не запомнил имени той, с которой провел эту ночь. А вернее — вовсе не знал его, как не знал о ней ничего, кроме того, о чем рассказала плоть. Твердые маленькие соски, запах полыни, притаившийся в складках кожи, в рыжеватых, взлохмаченных волосах, отчаянная решимость деяния, родственная безумию…
— Ах, да! Помню, помню, — шатен взял конверт с эмблемой экспресса.
— Она вышла на рассвете, сэр. Странно, сэр. В Бахраме обычно никто не выходит, тем более, когда билет до конца.
— Бывает, — пассажир ждал ухода нежеланного свидетеля, не торопясь извлекать из конверта послание. — У тебя что-то еще?
— Да, сэр, — темные глаза Сидха округлились и жалобно заблестели. — В поезде полиция, сэр.
— С какой стати?
— Ужасный, ужасный случай, сэр! Клянусь вам, никогда, никогда ничего подобного не случалось в нашем поезде!
— Да в чем же дело? — мужчина сидел среди подушек, прикрывая чресла батистовой простыней, украшенной ручным кружевом, как приданое невесты и был похож на загулявшего принца, застигнутого в постели белошвейки.
— Господин из пятого вагона, такой приятный индус… Он только начал свадебное путешествие и… Убит. Страшно убит, сэр!
— Укус паука?
— Ему перегрызли горло.
— Уж это точно сделал не я.
Отбросив простыню, «англичанин» натянул кимоно и с хрустом потянулся.
— Нет сомнений. Мне… мне доподлинно известно, что вы не покидали своего купе. Кроме того, полиция подозревает, что господина Маршана Суханди убила женщина.
— Его юная супруга?! Кажется, она выглядела довольно соблазнительно и совсем безопасно. Какой подарок для журналистов!
— Леди спит. Ее усыпили сильной дозой снотворного.
— Н-да… Забавный сюжет. Может, в программу путешествия входит такое приятное шоу? Сейчас ведь принято развлекать скучающих посетителей ресторанов инсценированным ограблением. Сегодня как раз первое апреля!
— Уже второе, сэр. — Сидх зажмурился и замотал головой сдерживая слезы. Вот так нежданно завершилась его карьера. Кого теперь заманишь в поезд, населенный вампирами!
Пассажир поднялся, зевнул, стянул на затылке взлохмаченные волосы.
— И когда все случилось?
— Около шести. Мы как раз подъезжали к Бахраму. Стюарт заметил открытую дверь и вошел… Мистер Суханди был ещё теплый. А крови, крови!..
— Неприятно, не скрою. Но все же — не конец света. Выше голову, приятель. Завтрак и чаевые не отменяются. — Досадливо морщась от совершенно неинтересной ему информации, «англичанин» поспешил выпроводить стюарта.
А затем нетерпеливо разорвал конверт. В нем лежала визитная карточка с коротенькой фразой: «Надеюсь, к счастью». А имя, имя осталось во мраке. Он расхохотался над вытесненными буквами, должными означать её имя — Номина Еррата.
Досадно для того, кто знает латынь: Ошибка. Имя — Ошибка. — Так назвала себя женщина, разделившая с ним ночь. Эту сумашедшую первую вольную ночь.
Пассажир долго сидел у письменного стола, переводя задумчивый взгляд то на бегущие за окном лоскутные поля, блестящие слезами отшумевшего ливня, то на бриллиантовые пряжки, поддерживающие бархатные шторы, то на собственные колени — плотные, бронзовые, обтянутые лоснящейся молодой кожей. Извлек из несессера сверкнувшие никелем ножницы — узенькие, с заостренными плотно сомкнутыми лезвиями. Минуту рассматривал их, вертел рассеянно на указательном пальце, словно оценивая боевые качества. Потом сжал в кулаке кольца, как рукоять кинжала, хищно вознес длань и вонзил сталь в округлый глянец колена. Нога дернулась, брызнула на полированное дерево столешницы возмущенная кровь и вопль раненного зверя вырвался из сведенного судорогой горла.
…Назвавшая себя Эрратой смотрела в окно автомобиля, едущего по залитому солнцем шоссе вдоль синего побережья. Выбритый затылок водителя-негра и его борцовская шея казались баклажанно-лиловыми на фоне ослепительно-золотого песка. Она открыла сумочку и достала то, то обнаружила на своей юбке после свидания. К складкам белого шифона оказался приколот прямоугольник плотной бумаги. Визитную карточку пришпилила брошь: маленькое солнце из черных гранатов, разбрасывало во все стороны усеянные бриллиантами лучи. Игла застежки, пронизывала два слова: «Корон Анима»…