Скажи ему. Ишь чего захотел. Данные агентурной разработки оглашению не подлежат впредь до ближайшей революции. А покамест не угодно ли обойтись мнением современников? -
Слышите, Полежаев, какой эпитафией украсил несуществующую Вашу могилу властитель дум? Вы сами, говорит, во всем виноваты - пить, говорит, следовало меньше, Полежаев, - нюхали бы лучше табак - в классики бы вышли.
Белинский, надо думать, не знал - как ни странно:
- что из университета в армию Полежаев загремел не за дебоши в борделях и не за поэму про дебоши - не за похабщину, а за крамолу, из похабщины выуженную анонимным патриотом: ни с того ни с сего восемь строчек - умы какие-то в цепях, и когда же, о глупая моя отчизна, ты в дикости своей очнешься и свергнешь бремя презренных палачей... Оскорбленная отчизна посоветовала ему, как Фамусов: - Поди-тко послужи! - и в лоб поцеловала на прощанье - мол, в случае чего дозволяю воззвать, насовсем не позабуду, не бойся; ну, а как научишься отчизну любить - не исключено, что и прощу;
- что не прощен, а наоборот, вскоре опущен в рядовые - тоже отнюдь не за пьянство, а как раз чтобы неповадно было взывать раньше времени; уважительный, нечего сказать, сыскал предлог для самовольной отлучки из места расположения воинской части: письма его, видите ли, до государя не доходят, вот и вздумалось напомнить о поцелуе лично; а с дезертиром у начальства разговор короткий: не сладостно, стало быть? не почетно состоять Бутырского полка унтер-офицером? ступай, братец, в нижние чины, да без выслуги, без выслуги, навсегда.
Тут запьешь. А нету денег - и шинель в кабаке оставишь. А в казарме фельдфебель привяжется - и фельдфебеля, в Вольтеры данного, по матери пошлешь.
Но не фельдфебель - ваша правда - не фельдфебель виноват. И все дальнейшее будем почитать удачей: вместо путешествия сквозь строй - полгода в подвале, а простуда когда еще разовьется в чахотку; и на Кавказе не только не убит в бою, но через пару лет и нашивки вернули.
Вот и воспитывал бы свой талант, в трезвом виде дожидаясь эполет, - а то примерил их впервые в гробу - что хорошего?
Положим, одиннадцать лет унижений за игру молодого ума - такая плата не всякому таланту по средствам. Полежаев горевал и обижался так, словно за ним, кроме той студентской поэмки, ничего непростительного нет, - а над его головой раскачивался донос потяжелей первого - и тоже от анонимного патриота: якобы Полежаев и в армии политическое пишет, и престолу местью грозит. Несколько строк патриот привел - совершенно безумных. Бенкендорф, кажется, не поверил - кажется, и не доложил, - что-то с этим доносом было нечисто, в противном случае Полежаев умер бы раньше, и не в госпитале, но, имея подшитым к делу такой документ, могло ли Третье отделение поддерживать ходатайства благожелательных генералов о производстве Полежаева в прапорщики?
Зато стихи сочинять в свободное от службы время никто ему не мешал. Напротив того:
Эти подробности - еще и такую: