Успехи Мыслящих (СИ)

О да, зеркало! Бывает, рискнешь сдвинуться с места, так, чтоб даже подобие шествия, мысли ли от ума, нотки ли какой от души, проделаешь как бы между прочим какой-нибудь самостоятельный шаг - и ничего, пусто, но что есть всегда, так это невыносимое давление извне и вместе с тем параллельное желание досконально выяснить его причины. Однако стоит подойти к зеркалу, уже не раз намекавшему на свою фантастическую необычайность, включающую в себя и нечто в высшей степени вероломное... Готово полное изображение! Ничего себе! Решительно утверждаю: вижу в том зеркале, до чего я славен, примечателен и, если уж на то пошло, отлично сложен. Так я, значит, великолепен, само совершенство? Жаль, однако, что и обладание мозгом, в сравнении с которым что-то там гнездящееся в головах подавляющего большинства окружающей людской массы - детская игрушка, чушь, пыльный хлам из допотопного гардероба, не помогает мне по-настоящему, с вопиющей убедительностью поведать о небывалом искусстве этого удивительного зеркала. Уж до чего оно добросовестно служит делу обольщения, как услаждает, как ловко перебрасывает меня, прокисшего хомо сапиенса, в ослепляющие миражи. Напитаешься изображением, надышишься воображаемой свободой зазеркалья, потешишься лепкой своей мнимой стати - и торчишь опять пустышкой, тычешься из угла в угол телом того красивого дурака, каким я обычно предстаю перед домашними и по уши влюбленной в меня Изабеллочкой с соседней дачи. А кругом-то ведь - ад. Так что пора, пора! В путь! Пришло время порвать земные связи и в первую очередь расторгнуть семейные узы..."

***

Дневниковые перлы Игорька дают представление о нем как о принадлежащем к породе мыслящих. Известна способность этих последних не только более или менее ясно понимать, что им говорят другие или о чем пишут в книжках, но и самим порой выдавать мысли таким образом, как если бы созидались они упорным и связным размышлением. В невидимой реальности, создаваемой указанной способностью, эти люди, не слишком-то напрягая ум, продвигаются куда-то вперед от мысли к мысли, что вполне заслуживает права называться развитием. Вершинами подобной их деятельности являются прекрасные и всегда немножко неожиданные, как бы случайные мгновения, когда они очень хорошо, доходчиво высказывают ряд соображений, явно могущих увязаться в целую речь или даже специальный доклад, а то и раскрыть в себе потенциальную заготовку основ какой-нибудь будущей толстой книги.

А вообще-то скучно Игорьку на этом свете, очень скучно. Тоска невероятная. Вроде бы и мыслится, а ведь ясно, что мысли никуда не ведут, кроме как в пустоту. Даже страшно подумать было бы, что кому-то удаются, за счет ума и, может быть, чувства, какого-то особого движения души, великие книги, грандиозные памятники зодчества, превосходные полотна и прочие удивительные вещи. Разверзлась бы какая-то непроглядная и неодолимая пропасть между слишком явным бесплодием ума и бесцельностью жизни и тем не подлежащим сомнению фактом, что указанные выше вещи, способные, конечно же, потрясти воображение, все-таки существуют. Удаются еще иным господам научные прорывы и едва ли не фантастические технические свершения, но это чуждая Игорьку область, она нагоняет на него уныние и только разочаровывает, все эти прорывы и свершения ведут в конечном счете лишь к усовершенствованию вооружений и укреплению наглой женской лени и непревзойденной их самовлюбленности. Среди скуки и встрепенуться бы, вскинуть очи гордо, оглядеться, высмотреть первейшего врага. Но что высматривать, если он и так известен. Отец... И не как-нибудь там по Фрейду, а лично и по личным мотивам. Поле брани, казалось бы, внутрисемейное, но их, отца и сына, мысли витают все же где-то вне и довольно высоко, и как будто нет еще реального сражения, а уже и сейчас они скрещиваются в воздухе, словно острые клинки, сверкают, издают звон. Это если про мысли. Но восстать против отца по-настоящему, не в воображаемой дуэли, - а именно этого, судя по всему, требовали сложившиеся обстоятельства, - ополчиться на грозного старца, державшего семью в ежовых рукавицах, все никак не отваживался Игорек. Отец, заметим тут кстати, высок и худощав, взъерошен, в целом величав, его глазки сердито поблескивают, таясь в седой мотне бровей, Игорек тщедушен, уныл, в движении далеко не так ловок, как можно было бы подумать по прочтении его поэтических записей. Восстать... о-о!.. это значило бы порвать с семьей или даже погибнуть, как в недавнем прошлом погиб один незадачливый паренек по соседству. Очень рискованно. Предположим, он, Игорек, не погибнет, но вынужден будет уйти из семьи. И что дальше? Куда он пойдет? Что он умеет делать, кроме как предаваться мечтам, грезить?