Успенский Тихвинский монастырь и его архимандрит Боголеп накануне и в первые годы Северной войны

Накануне приезда стольника князя М. И. Вадбальского для описания монастырской казны в феврале 1702 г. Боголеп велел келарю Александру и пономарю Исихию «утайкою ж от братии» переносить спрятанные деньги на новое место в придел к Иоанну Богослову. Архимандрит сам «склал» мешки, в каждом из которых было по 100 рублей, «под престолом». Сундук, в котором они находились раньше, оставили на прежнем месте, потому что часть мешков с деньгами истлела, и деньги из них рассыпались. Боголеп скрыл тайную монастырскую казну от стольника, а когда тот уехал в село Пашское, велел перенести спрятанные деньги обратно в чулан соборного храма, положить в прежний сундук, а ключ отдал ризничему иеродьякону Иосифу. Это видел тот же пономарь Исихий, приставленный к образу Богородицы.

Князь М. И. Вадбальский все же узнал о тайной монастырской казне: ему рассказал о ней монастырский старец села Пашского Киприан, служивший ранее в казначеях. В известных нам документах нет прямых указаний на то, почему Киприан не проявил преданности интересам своей обители и раскрыл стольнику секрет, о котором другие монахи умолчали. Можно предположить, он был обижен на то, что, вступив в должность, Боголеп отставил его от казначейства и назначил на более низкую должность посельского старца. Отсутствие сплоченности делало духовенство беззащитным перед лицом власти.

Узнав о такой крупной сумме, стольник немедленно вернулся в обитель. Он предусмотрительно не стал забирать и даже вскрывать сундук с деньгами, по-видимому, опасаясь возможных обвинений в краже монастырской казны. В присутствии Боголепа и монастырской братии князь М. И. Вадбальский измерил сундук аршином (надо полагать, опасаясь подмены) и сверх казенной печати запечатал своей. О ценной находке он написал в Москву, и за сундуком был прислан нарочный подьячий из Монастырского приказа.

В сундуке хранилось 6000 руб. (60 мешков по 100 руб. в каждом), а также другие монастырские ценности: кресты с мощами в серебряных ковчегах и окладах, серебряные кресты и серьги, серебряные позолоченные оклады, жемчужные ожерелья и серебряная посуда – стопы, ковши и чарки. В Москве в Монастырском приказе решено было изъять все деньги, а церковные вещи возвратить в монастырь с распиской.

Обнаруженный сундук с деньгами был не единственной ценностью, скрываемой Боголепом от властей. В июньской челобитной 1703 г. утверждалось, что у архимандрита был еще один «ларец с денгами», который он до приезда переписчика велел перенести из казенной палаты в ризницу и отдать ризничему иеродьякону Иосифу, «а в какие росходы те денги у них издержаны, никто не ведает». Свидетелем этой тайной операции стал опять же пономарь Исихий. Сверх того, Боголеп утаил и доходы от Шунгской волости – 500 руб. оброчных денег.

В монастыре были доходы, которые не записывали в расходные книги. Так, с января 1702 по май 1703 г. монах Стефан собрал в «молебную» кружку 568 руб. за проданные свечи. Из них расписка о сдаче имелась только в 73 руб., а об остальных пономарь Исихий «отговорился», что их учет будет сделан позднее, при отсылке денег в Москву.

Имеется возможность проверить эти сведения. В рассмотренной выше росписи оброчных доходов монастыря указаны сборы «из молебенной крушки на половину»: 26 руб. 10 коп. в 1698/99 г., 9 руб. 60 коп. в 1699/1700 г. и 29 руб. в 1700/01 г.67 Упомянутая «половина» шла в монастырскую казну; другую делили между собой монахи и пономарь, собиравшие эти деньги. По сравнению с указанными сборами 1698–1701 гг. 568 руб., собранные Исихием в «молебную кружку», составляют неожиданно крупную сумму. За полтора года, с января 1702 по май 1703 г., официально из «молебной крушки» было принято в казну 73 руб. По-видимому, незначительные суммы аналогичных сборов за 1699–1701 гг. учитывали лишь те деньги, которые фиксировались в монастырских документах. Большая же часть таких сборов шла мимо формальной отчетности. В этом и состояла суть доноса 1703 г.

Монахи-челобитчики утверждали, что прежние казначеи поступали с такого рода сборами иначе: принимали по счету и записывали в приходные книги. Новый казначей Геронтий отводит служебных монахов с деньгами в келью архимандрита и после пересчета «розсыплет по зепям (карманам. – П. С.) или завяжет в плат, и при них в книги денег не записывает». Приставленный к образу Богородицы пономарь Исихей, видя «их такое непорядочное дело», стал вести учет сданных сумм «для счету и оправдания». Эти свои записи он представил казначею и заявил, что в Москву отослали не всю монастырскую казну.

Казначей доложил об этом Боголепу, и тот призвал к себе в келью Исихия и продававшего свечи монаха Стефана. Архимандрит Исихия «бил своими руками и хотил бить плетьми», а Стефана грозился выгнать из монастыря, запретил кормить и пускать к причастию. Для Стефана гнев настоятеля закончился тем, что его отставили от привилегированной службы у свечной продажи и отослали в хлебню.