– Может, хочешь выйти на улицу и там полюбоваться закатом? – спросила Морин.
– На улицу. – Удивление читалось на лице Элис и звучало в голосе. Она подумала и торопливо покачала головой. – Люди, на улице люди. Нельзя разговаривать при людях. Если люди увидят и услышат тебя, Господь поразит тебя гневом. Поразит тебя, потому что они умрут.
– Это неправда. – Кора встала и подошла к дочери. – Но сегодня мы полюбуемся закатом отсюда. Красиво, правда, Элис?
– Каждый вечер? Не раз в неделю?
– Да, каждый вечер. Я думаю, что Бог, который дарит нам такую красоту, как этот закат, слишком милосердный, слишком мудрый, чтобы поражать кого-то гневом.
Поверила Элис или нет, но эти слова и красота заката ее успокоили, и она положила голову на плечо матери.
Коллен мыл посуду в хижине. Он ждал стука в дверь, но, поскольку его все не было, он уже подумывал пойти в барак. В мужскую компанию. Может, сыграть в покер. Он играл в карты редко, но, поскольку у него не было отцовских проблем, делал это с удовольствием, да и везло ему чаще.
Одно он знал точно: ему не хотелось проводить вечер в одиночестве. Слишком много тревожных мыслей о том, что происходило в большом доме, слишком много мыслей о Бодин. Слишком много раздумий над словами матери.
И вообще слишком много раздумий.
Так что, может, пиво с парнями и парочка партий в карты, после которых его карман опустеет или потяжелеет, будут идеальным вариантом.
Он поговорит с Бодин утром, когда они поедут на работу. Его устраивало и просто общение, разговор, пока ее жизнь не вернется в нормальное русло.
Потом послышался стук. Он застыл возле раковины, досадуя на себя за мгновенную вспышку радости. Было бы лучше, он понимал это, было бы лучше, если бы он не привязывался к ней так сильно, черт побери. Но он просто был не в силах устоять.
– Открыто! – крикнул он.
Она вошла, и ему стало стыдно за свою досаду, когда он увидел, как сильно она устала и как печальна.
– Ох, мне надо немного отдохнуть и опомниться.
– Ты пришла как раз туда, куда нужно. Хочешь пива?
– Нет.
– Вина? У меня до сих пор цела та бутылка из домика.
Сначала она отрицательно покачала головой, но потом все же согласилась:
– Да. Да, будет неплохо. Сегодня я так и не выпила свой бокал вина.
– Садись. У меня есть еще черничный торт.
– Откуда он у тебя?
– Йоланда подарила, шеф по десертам. Я разрешил ее мальчишке прокатиться на Сандауне. Он неделю ходил за мной после школы с умоляющими глазами. Я пожалел его и заработал черничный торт.
– Со взбитыми сливками?
– Без них это был бы уже не черничный торт.
– Хорошая сделка. Молодец. – Она сняла куртку и села.
Он взял свой мультитул и открыл штопор. И только когда откупорил бутылку, увидел слезы на глазах Бодин.
– Ой, черт побери.
– Я не собираюсь плакать, не беспокойся. Возможно, пару минут побалансирую на грани, но не разревусь.
– Все так плохо?
– Да. Нет. В общем, не знаю, и это правда. – Глубоко вздохнув несколько раз, она приложила пальцы к глазам, словно задвигая слезы назад. – Она выглядит на десяток лет старше моей матери, сама рыхлая и толстая, лицо в глубоких морщинах. Женщина, прожившая тяжелую жизнь. Господи, теперь я понимаю, что значат эти слова.
– Ясно. – Он налил ей вина, и, хотя пиво устроило бы его больше, за компанию наполнил бокал и для себя.
– Волосы у нее ломкие и сухие, как солома, до самых бедер. Конечно, она годами не стриглась и не ухаживала за ними. У нее затравленный взгляд – как у собаки, которая постоянно ждет пинка, потому что часто их получала. Она смотрела на закат, смотрела на него из окна той комнаты, которую ты тоже помогал красить, я это знаю.
– Я пришел только в самом конце.
– Ну, все равно помогал красить, – повторила Бодин, и слеза все-таки скатилась по ее щеке. – И на ее лице было столько радости, Коллен. Такое удивление – как у ребенка. Она не захотела выходить на улицу, поскольку там все еще работали несколько человек, но она радовалась каждой минуте, пока садилось солнце, словно это был фейерверк на Четвертое июля, Рождество или цирковой парад, когда все артисты выезжают в сверкающих костюмах.
– Таких закатов, как в Монтане, нет больше нигде. – Он поставил перед ней тарелочку с тортом.
– Боже, Йоланда настоящая мастерица. Знаешь, мы с Сол и еще несколько девчонок ездили летом, когда окончили школу, в Орегон. Он тоже славится закатами, но они не идут ни в какое сравнение с Монтаной, для меня во всяком случае. А для Элис… Коллен, она сказала, что ей было позволено сидеть один час раз в неделю и смотреть на закат. Если она хорошо себя вела.
– Она вспомнит достаточно, чтобы его нашли, Бо.
– Она кое-что уже вспоминает – бабушек и маму, пожалуй, дом. Она сказала, что у нее были дочки, но они не остались у нее, как я у мамы. У меня разрывалось сердце. – У Бодин дрогнул голос, и она сунула в рот кусочек торта. – Разрывалось на мелкие частички.
Она всхлипнула, наклонила голову и заставила себя съесть еще немного.
Коллен ничего не говорил, утешая ее тем, что молча слушал, чтобы она могла выговориться.