Успеть до захода солнца

– Привет, ма. Конечно, могу найти минутку. Сколько угодно.

Он слушал, а сам тем временем снимал куртку, стягивал с шеи бандану. Бросив в кресло шляпу, провел пятерней по волосам.

Она не просила ничего особенного, никогда не просила. Сын не мог бы ей отказать ни в какой ситуации.

– Я найду время в понедельник. Могу приехать к четырем, если тебе удобно, и отвезу тебя на кладбище. Давай потом пообедаем в ресторане. Ну почему же? Никаких проблем. Почему я не могу пригласить родную мать в ресторан? Если Севена и Джастин хотят, я приглашу вас всех. И твое маленькое солнышко.

Разговаривая, он расстегивал пуговицы на рубашке.

– Нет? Тогда ладно, просто мы с тобой. Как у нее самочувствие? Не так много времени осталось.

Коллен сел, стянул сапоги, пока мать рассказывала о его беременной сестре. Когда она закончила, еще раз поблагодарив его, он положил телефон на столик.

Она не просила ничего особенного, никогда не просила, снова подумал он. И он отвезет ее на могилу мужа. Он не мог понять ее любовь и преданность к человеку, который проиграл всю свою жизнь и жизни своей жены и детей. Но все же отвезет ее, чтобы она положила на могилу цветы и прочитала молитву, а свои мысли оставит при себе.

Коллен снова подумал о пиве и покачал головой. Если он сейчас выпьет, это будет проявлением слабости. Он стянул с себя джинсы и зашел в крошечную ванную, под душ.

И снова напомнил себе, что сегодняшний вечер и Бодин гораздо ближе, чем понедельник и кладбище.

Приблизительно в то же самое время, когда Коллен вышел из-под душа, а Бодин стояла перед зеркалом и поочередно мерила платья, выбирая, что надеть в «Кораль», Эстер, когда-то звавшаяся Элис, прикладывала к разбитому лицу тряпочку, смоченную холодной водой.

Она уже поплакала немножко, зная, что потом поплачет еще; холод облегчал пульсирующую боль.

Сэр был такой сердитый. Она слышала, как он кричал, а кто-то кричал в ответ, и потом он ворвался к ней. Она еще не закончила уборку, и это разозлило его еще сильнее. Он давно не бил ее, но тут ударил, схватил за волосы, поднял на ноги, ударил по лицу, потом в живот, воспользовался своим супружеским правом – грубо, жестоко, больнее обычного.

Кто-то разозлил его до бешенства – она отчасти понимала это, но по давно укоренившейся привычке корила себя.

Она не закончила уборку. Хотя ее внутренние часы и лучи солнца, проникавшие в крошечное окошко, говорили ей, что до его обычного визита к ней оставалось еще несколько часов. Ее дом должен содержаться в порядке. Дом, который он подарил ей.

Она заслужила наказание.

И вот он ушел. Она слышала, как отъехал его пикап, как слышала до этого, что кто-то – тот, кто кричал на Сэра, – уехал за пару минут до того, как он ворвался к ней.

Глаза его были темными и злыми, лицо побагровело от ярости, а руки не знали пощады.

А ведь это был ее день недели, когда она сидела часок на улице, просто дыша воздухом и ничего не делая. Ей было позволено сидеть и любоваться закатом.

Она грустно посмотрела на дверь, которую он захлопнул, уходя, а перед этим обругал ее ленивой шлюхой. Хотя у нее болело лицо, живот и то место, куда он так грубо… но она закончила уборку, используя уже остывшую воду, которая растеклась по полу.

Он опрокинул ведро. Или она. Вероятно, она, ведь она такая неуклюжая, ленивая и неблагодарная.

Она сказала себе, что сейчас приготовит чай и станет читать Библию, каяться в своих грехах, но на глаза опять навернулись слезы, когда она смотрела на дверь.

Как эгоистично с ее стороны мечтать об этом часе на свежем воздухе, когда она сидит на скамейке и смотрит, как наполняется красками небо, а иногда даже видит над головой первые звезды. Эгоистично, потому что она не заслуживала этого.

Но она все-таки зашаркала к двери, погладила ее пальцами, прижалась к ней горевшей щекой. Она могла бы даже услышать чириканье птиц, если бы прислушалась. Но вот шорохи воздуха в ветвях слышны только там, по ту сторону двери.

Воздух… он остудит ее больную щеку и успокоит сердце…

Эстер случайно нажала на дверную ручку, и она подалась.

Потрясенная, она в ужасе отпрянула от двери. Ручка никогда не подавалась. Даже когда Эстер начищала ее до блеска.

Она нерешительно снова потрогала ручку, потом слегка нажала на нее. Ручка опять подалась, послышался щелчок, как всегда, когда Сэр открывал дверь.

Учащенно дыша от волнения, Эстер осторожно потянула дверь на себя.

Дверь открылась.

На какой-то страшный миг Эстер показалось, что за дверью стоял Сэр и уже занес кулаки, чтобы наказать ее за такую вольность. Она даже отшатнулась и вскинула руки, закрывая лицо.

Но удара не последовало. Когда она снова опустила руки и посмотрела на улицу, там никого не было, даже Сэра.

Воздух ласкал ее кожу, манил из дома.

Она вздрогнула, когда за ее спиной захлопнулась дверь. Она открыла ее и вбежала в дом. С бешено стучавшим сердцем упала на колени, бормоча молитвы.

Но воздух был таким сладким, и ей так хотелось подышать им еще хоть чуточку. Она подползла на коленях к порожку и снова открыла дверь.