Успеть ко второй луне

Сквозь облетевшие кроны просматривалось ещё одно здание. Туда Стэн и направился для начала. Постройка выглядела ухоженной, но не слишком нарядной. Плющ на стенах отсутствовал, зато на окнах первого этажа имелись решётки – пусть и довольно тонкие, почти символические.

– Простите, мистер. – Из-за дерева вышел молодой человек в неброском плаще. – Вход в процедурный корпус разрешён только персоналу и пациентам, имеющим врачебное предписание.

– Да-да, – согласился Стэн. – Меня предупредили, но я не знал, что именно это здание и есть процедурный корпус. Теперь буду иметь в виду.

Развернувшись, он неспешно пошёл обратно. Подумал: решётки, значит? Строго говоря, ничего крамольного в этом нет. Там, к примеру, могут храниться сильнодействующие лекарства. Прутья на окнах – просто рутинная мера предосторожности, защита от случайных воришек. Или способ уберечь от соблазна слишком неуравновешенных пациентов. Хотя откровенных психов тут не должно быть, если верить доктору Гланцу…

На одной из скамеек устроился сухопарый субъект с редеющей шевелюрой и глазами слегка навыкате. Шляпу он не носил, а вместо плаща на нём было длиннополое, наглухо застёгнутое пальто. Рядом стояла миловидная девушка в медицинском халате. Ёжась от сырости, она дожидалась, пока он выпьет таблетки.

– Ну вот, – сказала она, когда он вернул ей стакан с водой, – вам это пойдёт на пользу, мистер Ферхойтен, вы молодец. Отдыхайте, пожалуйста, не буду вам больше надоедать.

Стэн, проходивший мимо, приостановился.

Ферхойтен? Это имя встречалось у Эрика в дневнике…

Медсестра убежала, торопясь вернуться в тепло, Стэн же ненавязчиво присмотрелся к человеку без шляпы. Тот не походил на буйнопомешанного и вёл себя адекватно. Беседа с ним, кажется, не грозила перерасти в дебош. Да и доктор прямо не запрещал разговаривать с пациентами…

– Извините за беспокойство. – Стэн приблизился к лавке. – Я случайно услышал вашу фамилию. Вы ведь художник, верно? Не будете возражать, если я присяду?

– Садитесь, – сказал Ферхойтен, взглянув на Стэна без особого интереса. – Да, я художник. И да, в последнее время моя фамилия на слуху. Выставка поспособствовала. Вы, вероятно, видели там моё полотно, двоелуние над городом.

Стэн припомнил – действительно, картина была в ряду фаворитов. Две луны в ночном небе, росчерки света.

– Видел, – подтвердил он. – Картина произвела впечатление. И понравилась всяко больше, чем та, что висела дальше. Ну, знаете, с освежёванными коровьими тушами.

– Да, понимаю, – усмехнулся Ферхойтен. – Марта умеет эпатировать публику. И чутьё имеет отличное. Мы над ней немного посмеивались перед началом выставки. В самом деле, кто купит нарисованное мясо с кровищей? А вот поди ж ты…

– Значит, нашлись-таки покупатели?

– И не один, представьте себе. Скупили почти всю серию – там, кажется, с десяток холстов. Марта уже похвасталась. То есть не похвасталась даже, а констатировала успех. Она его воспринимает как должное. Иногда я завидую её непоколебимой уверенности.

– А ваша картина с лунами? Её продали?

– Да, покупатель заберёт после выставки. Я, правда, поспешил согласиться на первое же серьёзное предложение. Мог бы выручить больше, подозреваю, но мне хотелось побыстрее избавиться от этих паскудных лун.

– Почему паскудных?

Ферхойтен досадливо мотнул головой:

– Вам этого не понять. Вы кто по профессии?

– Я фотограф.

– Гм, любопытно. Впрочем, если вы в своём ателье фотографируете богатых матрон с болонками на руках…

– Я не работаю в ателье. Снимаю непосредственно в городе.

– В самом деле? Ну что ж, это уже слегка обнадёживает. Во всяком случае, попытаюсь вам объяснить. Давайте будем считать, что вы не халтурщик, а человек, который умеет-таки использовать фотокамеру с толком. Тогда вам знакомо чувство… Как бы это сказать? Ощущение, что вы уловили неуловимое. Вырвали его из обыденности, перенесли на плёнку…

– Знаете, – сказал Стэн, – меня на днях об этом спросил клиент, которому понравился снимок. Но я не вижу здесь метафизики. А клиенту ответил, что надо всего лишь вовремя нажать на кнопку. Да, для этого тоже нужен талант, но всё равно это выглядит в моём случае несколько прозаично.

– Нажать на кнопку… – задумчиво повторил Ферхойтен. – В этом смысле фотографу, наверное, проще, чем живописцу. Хотя, с другой стороны, ваши технические возможности вас же и ограничивают. Предположим, вы поймали момент и желаете показать его скрытое наполнение, но техника не позволит вам вырваться за пределы неких заданных рамок. Художник же, стоя с красками перед чистым холстом, имеет значительную свободу манёвра. Проблема в том, что свобода эта приводит к метаниям. Мозг кипит, пытаясь отыскать способ передать непередаваемое.

Ферхойтен поморщился и осторожно потёр висок. Стэн снова слегка напрягся, но нет – никаких припадков и в этот раз не последовало.

– Значит, картина с лунами заставила вас понервничать? – спросил Стэн. – Поэтому вы назвали её паскудной?