Успеть ко второй луне

– И вообще, – заметил Ферхойтен, взглянув на Мэгги, – к чему далеко ходить за примерами? Вы очаровательны, мисс, а ваша улыбка – проблеск в унылой мгле, на которую вы только что жаловались. Надеюсь, Эрик в приступе ревности не вызовет меня на дуэль за эту констатацию факта.

Мэгги зарделась. И в самом деле, в ней сейчас невозможно было узнать ту отвратительную безмозглую куклу, которую я видел позавчера.

– Ладно, – сказал Ферхойтен, отставляя пустую чашку, – не буду вам больше надоедать. Развлекайтесь. Удачи тебе на выставке, Эрик. Хотя, наверное, с такой спутницей тебе неплохо и без картин.

Он подмигнул нам и направился к выходу.

– Какой обаятельный человек, – заметила Мэгги.

– Да, – согласился я, – у него бывает. Нам повезло, мы его застали… гм… в оптимальной фазе между хандрой и лихорадочной деятельностью. В такие дни он умеет произвести впечатление. Ну и в эрудированности ему не откажешь, чего уж там.

– Ты слишком бравируешь своим циничным настроем.

– Просто демонстрирую объективность.

– Тогда сделай мне объективный и взвешенный комплимент. Я же заметила, сегодня ты смотришь на меня по-другому.

– Да, сегодня ты лучше вчерашней и позавчерашней версии.

– Вот спасибо…

Мы вышли из закусочной и побрели по улице. Дождь унялся, и даже тучи стали приветливее – антрацитовая угрюмость сменилась лиловой бледностью. Неподвижно блестели лужи.

– Ты говорил, что ничего сейчас не рисуешь. А прошлые работы покажешь? Мне интересно, как проливается твой цинизм на картины. Или Эрик-художник и Эрик-циник – это два разных человека?

– Я вообще не сторонник психоаналитических плясок, когда речь идёт об искусстве. Нравится картина – любуйся, не нравится – иди мимо. Хочу, чтобы обсуждали мои работы, а не меня как автора.

– А если победишь на Салоне? Неужели не хочется попозировать перед камерами? Чтобы восторженные красотки визжали и просили автограф?

– Как-нибудь обойдусь.

– По-моему, ты кокетничаешь.

– Нет, просто надоело. В школе я был звездой и наслаждался этим…

– О, вот в это я верю.

– …а потом ещё и картины начал показывать. И заметил вдруг, что некоторым девицам нравятся не картины как таковые, а моя смазливая рожа. Я мог бы нарисовать корявый прямоугольник, покрасить его в салатовый цвет – и они расхвалили бы, не моргнув. Мне стало даже обидно. Так что после Салона я предпочту, чтобы от восторга пищала какая-нибудь столичная критикесса. Даже если она лицом похожа на гризли и весит столько же.

Мэгги рассмеялась негромко:

– Ладно, я поняла. Если увижу у тебя на холсте зелёный прямоугольник, визжать не буду. Вынесу суровый вердикт.

– Ну-ну.

– Но вообще-то подозреваю, что у тебя картины нормальные. Тем более что некоторые наброски я видела на столе. И кстати, раз уж речь зашла – может, всё-таки нарисуешь моё лицо, а не попу?

– Я почти не пишу портреты. Не из мизантропии или вредности – просто, видимо, не мой жанр. Не люблю, когда позируют специально.

Мы долго ещё петляли по закоулкам на Совином Холме, пока не вышли на южный склон. Открылся неплохой вид. Склон в этом месте был довольно крутой, а дома внизу – невысокие, в два-три этажа, поэтому они не загораживали обзор. У подножия, ярдах в трёхстах от нас, тускло поблёскивала река – серо-стальная лента в каменной окантовке.

– Ты интересный человек, Эрик, хоть и колючий, – сказала Мэгги. – Мне кажется, ты напишешь картину, которая всех по-настоящему удивит. Я не критикесса-гризли, конечно, но у меня предчувствие.

Она улыбнулась мне и, переведя взгляд на реку, задумалась о чём-то своём. Сейчас она была красива по-настоящему, хотя красота эта ещё сохраняла налёт болезненной слабости и не имела ничего общего с томной негой, которую так любили классики-живописцы, или с румяной жизнерадостной пасторалью. Мэгги напоминала сорный цветок на обочине автострады. Она была уязвима и беззащитна, но именно в этом и состояла, как ни парадоксально, её внезапная сила, неодолимая притягательность.

Я торопливо достал блокнот. Глядя на Мэгги в профиль, сделал карандашный набросок. Она, заметив эти манипуляции, спросила с лёгкой хитринкой:

– И кто мне только что говорил, что не рисует портреты?

– Может, мне просто не попадалась правильная натурщица.

Я добавил ещё несколько штрихов на бумагу. Набросок получился удачным – мне удалось поймать нужный ракурс, когда Мэгги ещё не отвлеклась на меня и смотрела вдаль. На её лице в тот миг появилось отрешённое выражение, которое я запомнил, а теперь зафиксировал.

Перегружать рисунок деталями я не стал – ухватил лишь самое главное, поэтому управился быстро. Мэгги спросила:

– Дашь посмотреть?

– Конечно.

Она долго и жадно вглядывалась в набросок:

– Необычное ощущение. Меня раньше не рисовали.

– Попробую перенести на холст, как приду домой. Но не буду тебя заранее обнадёживать. У меня в последнее время проблемы с реализацией.

– Не будь таким пессимистом, не порть хороший денёк. И вообще, пока мы с тобой гуляли, я опять успела проголодаться. Давай устроим пикник! Хочу чего-нибудь вкусного, желательно сладкого.